– Если линия свободна – минут пятнадцать.
– Угу, – Димка отчаянно мотнул головой. В последние дни ему фатально не везло. – Вы вызовете?
– Будет объявление, – телефонная «барышня» улыбнулась.
– Может, пойдем пока на улицу, покурим? – предложил Димка Миле, когда они отошли от окошка.
– Не стоит, – Милка оглянулась, затем посмотрела на часы. – Обязательно вызовут как раз тогда, когда мы будем на улице. Закон подлости.
– Да ладно, – отмахнулся Дима. – Вызовут. А то я никогда не звонил. Три часа ждать будем, если не больше. «Если линия свободна», – усмехнулся жестко. – У них линия никогда не бывает свободна. Линия. Видела бы ты наши линии – слезы. У нас в городе телефон – не бытовая техника, а предмет роскоши.
– Заливинск, пятая кабина, – возник вдруг под потолком бархатный голос телефонной богини. Димка разом помрачнел, напрягся.
– Это тебя, похоже, – напомнила Милка.
– Я слышал, – огрызнулся он.
– Заливинск, пятая кабина, – повторила богиня.
– Ни пуха, – Милка чмокнула его в щеку.
– Угу, – промычал он. – Подожди здесь. Димка отыскал нужную кабину, вошел внутрь, рухнул на жесткий стул. Колени стали ватными, ноги отказывались держать. В кабине было душно и очень светло, отчего Димка почувствовал себя рыбой в аквариуме. Он повернулся к двери вполоборота и снял трубку с черного телефонного аппарата.
– Алло? – выдохнул хрипло.
– Заливинск, номер… – донеслось до него, сквозь звон в ушах. – Заказывали?
– Да.
– Соединяю. – Щелчок и знакомый голос соседа: – Дима? Дима, это ты?
– Да. Здравствуйте, Егор Ильич, – разговаривая, Димка почти не чувствовал губ.
– Здравствуй. А я сразу решил, что это ты. Клавдю послал за твоими. Сейчас придут. Как дела с учебой, Дима?
– Спасибо, хорошо, – неестественно ровно, без всякого выражения ответил он.
– Отличник?
– Да.
– Молодец. Смотри, учись хорошо. Нам обученные кадры до зарезу нужны, – бодро орал сосед. – Мы с Матвеичем уже и место для тебя приглядели. Будешь у нас в заводском клубе культурным сектором заведовать. Как в большом городе будешь, уважаемым человеком. «Шел бы ты в ж… со своим культурным сектором, – Димка лишь крепче стиснул зубы. – Что вы знаете о большом городе?»
– Работу наладить поможем, кружки разные организуем. – Похоже, Егор Ильич считал, что живет в середине восьмидесятых. – Хоровой или народного танца… О, а вот и твои. Передаю трубку отцу.
– Алло? – это уже хрипло-каркающим отцовским голосом. – Димка, ты?
– Да, бать. Я. Дима почувствовал, как щеки его наливаются пунцом. В духоте кабинки ему не хватало воздуха.
– Что-нибудь случилось? Димка открыл было рот и… вдруг очень ясно понял, что фраза, уже готовая сорваться с губ, изменит всю его жизнь. Окончательно и бесповоротно. Вот сейчас он произнесет ее, и не станет ни Москвы, ни института, ни Милки, ни компании, ничего этого больше не будет. Будет заводской клуб. Хоровой кружок. Танцевальный. Как в «большом городе». Виселица. Петля.