– Стреляют, да? – все повторял паренек растерянно. – Это по нас, да?
– Душманье небось в руинах попряталось! – продолжал бормотать Борис. – Где-нибудь здесь окопались, гады черножопые. Больше ефрейтор ничего не успел сказать. Внезапно раздался звонкий, невероятной силы удар, словно по броне хлестнули стальной плетью. Володьку приподняло со скамьи и швырнуло вперед, прямо на чье-то плечо. В голове вспыхнул праздничный фейерверк, он на секунду потерял сознание, а когда открыл глаза, понял, что лежит, прижимаясь расцарапанной щекой к клепаной плите пола. Ныла разбитая переносица, в ушах плавал тупой неприятный звон. Володька видел чьи-то ноги, обутые в новенькие, но уже почему-то заляпанные кровью бутсы, и обмякшую фигуру, мешковато лежащую в углу. Обладатель ног прыгнул через Володьку, запнулся, однако Володька совершенно не почувствовал боли. Через секунду он сумел разглядеть, что мешковатая фигура – тот самый паренек, который никак не мог передернуть затвор. Солдат полусидел, привалившись плечом к стене и уткнувшись лицом в колени. Автомат валялся рядом, в ногах. Парнишка все еще сжимал его в белых пальцах, по которым стекал тоненький ручеек крови. Володьке она показалась черной, как антрацит.
– Все! – неожиданно громко закричал ефрейтор Боря. – Амбец, пацаны! Попали! Попали!!! БМП тряслась будто в лихорадке. Двигатель завывал надсадно, с почти человеческим болезненным хрипом. Машина стояла неподвижно, завалившись на правый борт. Совсем рядом, может быть, в паре метров, хлопнула граната. Сверху по броне загрохотали куски то ли камня, то ли железа. Володька начал подниматься, повернул голову и увидел еще одного солдата. Тот лежал, нелепо выгнувшись, подобрав ноги, словно для рывка, из ушей парня текла кровь, а глаза смотрели прямо перед собой, стеклянно, незряче. Изо рта одна за другой вытекали алые капли.
– Давай, зяма! Давай, пошел! – страшно проревел над самым ухом Володьки ефрейтор. В то же мгновение Володька ощутил мощный пинок под зад. – На улицу. Давай, «зверь», лезь, в рот тебе ноги!!! И Володьку словно озарило. Конечно, на улицу. Там спасение. Там можно стрелять, отбиваться. Можно, в конце концов, спрятаться, забиться в какую-нибудь щель и отсидеться, пока не закончится вся эта бойня. Он рванулся к люку и, сдирая ногти, принялся поворачивать запорные рукояти. Сталь почему-то оказалась очень горячей, едва ли не раскаленной. На левой ладони Володьки вздулись белые водянистые пузыри. Внезапно в дыму возник жуткий крик, наполненный отчаянием и страхом:
– Выпустите меня отсюда! Выпустите, я хочу выйти! Мамочка! Мама, помоги мне!