– О чем задумались, Владимир Викторович? – Халаимов вздрогнул от голоса Марьяны. – Честное слово, не стоит так озабочиваться тем, что я вам сейчас наговорила. Не беспокойтесь. Все потечет своим чередом. Идите спокойно домой.
Марьяна сгребла в ящик стола пушистые хвостики накладок, встала с места, подошла к шкафу и вытащила из него шубу. Халаимов перехватил ее у нее, чтобы помочь одеться. Женщина всунула руки в рукава. Владимир Викторович накинул шубу ей на плечи и вдруг резко развернул к себе. Терехова была высокой. Они оказались друг перед другом лицом к лицу. Глаза Марьяны ни о чем не просили и ничего не боялись. В них не было привычного Владимиру восхищения, подобострастия или заискивания. Они излучали лишь спокойную уверенность, как бы говорили: Марьяна имеет право на любовь к нему. И Халаимов дрогнул. Ему надо было лишь чуть-чуть наклониться, чтобы коснуться своими губами ее ничего не ждущих губ. Терехова не ответила на его поцелуй, продолжая пугающе пристально глядеть в его глаза.
– Я что-то сделал не так? – спросил Владимир Викторович.
– Не знаю… – покачала головой Марьяна. – Вам же это не нужно.
– Я и сам не знаю, что мне нужно и кто мне нужен. А вдруг как раз вы? Вдруг вы та самая, единственная… мимо которой нельзя пройти?
Марьяна слабо улыбнулась:
– Вряд ли я – та самая… Но попробовать можно…
Она сбросила на пол свою дорогую шубу и прижалась к нему всем телом. И на поцелуй его она ответила, и целовала его сама, и была счастлива этими поцелуями, как никогда в жизни. И именно Марьяна Валерьевна прекратила объятия на том самом высоком пике, когда уже очень трудно себя контролировать. Она резко оттолкнула от себя Халаимова, подхватила с пола шубу, сумку – со стола и, забыв переобуться в сапоги, солдатским строевым шагом прямо в туфлях вышла из отдела. Совершенно сбитый с толку Халаимов в большой задумчивости опять опустился на угол стола.
Марьяна Валерьевна Терехова только в автобусе спохватилась, что забыла надеть шапку и что на ее ногах в декабрьский мороз красуются летние туфли с открытой пяткой, в которых она обычно ходила на работе. Она усмехнулась. Разве имеют значение какие-то глупые туфли и не менее глупые люди, которые показывают на них пальцами? Разве что-нибудь имеет значение, кроме того, что только что произошло между ней и Халаимовым? Конечно, эти поцелуи не повлекут за собой никакого продолжения. Владимир Викторович всего лишь поддался на ее признание, как поддался бы любой мужчина. Разве кто-нибудь из них может отказаться от того, что им так беззастенчиво предлагают? Сейчас он наверняка уже жалеет о случившемся, и совершенно напрасно. Она, Марьяна, больше ничем его не побеспокоит. Воспоминаний о его поцелуях ей хватит на всю оставшуюся жизнь. У нее никогда ранее так не сжималось сердце и не подступали к глазам слезы утоленного желания. Ей от него не нужно больше ничего. Но с Владом придется разводиться. Она не сможет жить во лжи. Она любит другого. Она ни о ком не может думать, кроме Владимира.