Я отрицательно покачал головой.
– А кто же тебя лечить будет?
Прижимаясь спиной к стенке кабины, я на подкашивающихся ногах стал медленно сползать на пол. Полина, нагнувшись надо мной, как цапля над болотной черепахой, подхватила меня под локоть.
– Стой, блин! Мужики совсем болеть не умеют…
На десятом этаже она вывела меня из лифта.
– Куда?
Я махнул рукой в сторону своей квартиры и, наваливаясь на бок и локоть Полины, подошел к своей двери с табличкой «119».
– Какой ключ? – спросила Полина.
Я показал. Она открыла дверь, и я ввалился в свою прихожую, едва не грохнувшись головой о дверь спальни, в которую не заходил чуть ли не со времен смерти матери, вполне обходясь раскладным диваном, телевизором и шкафом в гостиной. Полина чудом удержала меня.
– Да стой ты! Блин, теперь ты холодный, как… – Она осмотрела квартиру: налево была моя жилая холостяцкая гостиная, а прямо перед ней – эта приоткрывшаяся дверь в нежилую спальню. – И ты тут один живешь?
Я, кренясь, добрел до своей разобранной постели на раскладном диване в гостиной и рухнул в нее, как был, в плаще.
– Ну, больной! – сказала Полина и стала сдирать с меня плащ. – Хоть плащ сними! Лезь под одеяло! Сдал бы мне комнату…
– Живи так… – Я позволил ей снять с меня плащ и вытащить из-под меня одеяло.
– Ага! – усмехнулась она, накрывая меня этим одеялом и сверху плащом. – Чтобы ты меня Рыжему продал? Ты ж на него пашешь? – И, увидев на стене портрет моего отца в генеральской форме: – Или ты правда из ФСБ?
– Правда.
– Ну дела!.. – И она провела пальцем по верху книжного шкафа. – Ох, у тебя и пыли…
Я подумал, что при ее росте она, пожалуй, и с потолка может паутину снять, но она вдруг вспомнила:
– Ой, я ж опаздываю! Я пошла! Чао! Лечись, блин!
Я закашлялся, надеясь задержать ее, но она уже выскочила из квартиры, и я услышал, как в коридоре клацнула за ней стальная дверь лифта и кабина со скрипом поползла вниз. Зная, что я сейчас провалюсь в сон, я заставил себя дотянуться до кармана плаща, извлек из него мобильник и набрал номер Рыжего.
– Алло, Виктор… Я нашел ее, пиши адрес… Я не шепотом, у меня грипп… Пиши: улица Пущина, дом 4, строение 3, квартира 452.
В ногах у меня сидела полуголая банкирша Инна Соловьева, а сверху, спиной на мне, лежала канадка Кимберли Спаркс в шелковой комбинации и, поправляя одной рукой бретельку на голом плечике, елозила по мне своим сдобным телом, жеманно флиртуя с кем-то по мобильнику голосом актрисы Гурченко:
– Да? И куда же ж мы пойдем? В кафе? А шо, наш бюджет не дозволяет нам пойти в хорошее место?
Почему Кимберли говорила с украинским акцентом да еще голосом Гурченко, меня во сне совершенно не удивляло, я был занят другим: поскольку кровать у нас была очень узкая и солдатская, как полки в солдатских вагончиках в Ханкале, я держал эту Кимберли под грудью двумя руками, чтобы она с меня не свалилась. Держать ее так было приятно, тепло и вкусно, словно сейчас между нами все и произойдет. Кстати, именно так – сзади, в обхват – я схватил ее тогда, в Чечне, в момент ареста, и тут же, помню, почувствовал упругость ее крутых ягодиц и какой-то энергетически-эротический ток, который ударил меня и продолжал бить, как из оголенного электропровода, когда она стала дергаться и извиваться, пытаясь вырваться. Конечно, вырваться ей не удалось, но только тогда, когда начштаба врезал ей по челюсти, этот ток иссяк…