Пока он говорил, его руки соскользнули с плеч, двинулись ниже, на упругие округлости. Но Гвенн дернулась, спрыгнула с качелей на землю, отошла на пару шагов, уставилась на замерзшего барана.
– Интересно, он что-нибудь почувствовал?
– Кто… Роберт или баран?
– Как ты жесток!
Она топнула ножкой, угрожающе вскинула руку, когда он двинулся к ней. Френк что-то пробурчал себе под нос и плюхнулся на качели.
– Давай спустимся с небес на землю. Давай забудем все, что случилось на корабле. Забудем, что я пытался подкатиться к тебе, забудем, что хотел уложить в койку. Забудем все. Начнем жизнь с чистого листа. Сама видишь, в какой мы ситуации. Мы остались вдвоем. Я – Адам, ты – Ева…
– Гвенн.
– Я знаю, что тебя зовут Гвенн. Я хочу сказать, что мы теперь, как Адам и Ева, и на нас лежит ответственность за возрождение рода человеческого. Ты понимаешь?
– Да. Я думаю, ты по-прежнему пытаешься соблазнить меня.
– Черт побери, какая разница, что ты думаешь! Это наш долг. Провидение уберегло нас именно потому…
– Вроде бы ты говорил мне, что ты – атеист.
– А ты говорила, что ходишь в церковь. Я смотрю на ситуацию с твоей позиции.
– А я – с твоей. Ты – сексуально озабоченный.
– Скажи спасибо. Значит, у нас будет много детей. Родить их и вырастить – наш долг перед человечеством.
Гвенн, глубоко задумавшись, погладила барана по голове.
– Не знаю. Может, наилучший вариант – раз и навсегда со всем покончить. Мы взорвали мир, не так ли? Можно сказать, загрязнили окружающую среду во вселенском масштабе.
– Ты, конечно, шутишь. Мы не знаем, что произошло. Возможно, какая-то случайность…
– Хороша случайность.
– Ты же знаешь, как бывает… – Френк вскочил с качелей, шагнул к Гвенн. – Забудь о человечестве, – взмолился он. – Думай только о нас. Мы же остались вдвоем, больше никого. Тепло соприкосновения, конец одиночества, восторг поцелуя, слияние плоти…
– Если подойдешь ближе, я закричу!
– Кричи, сколько влезет! – проорал Френк со злобой и горечью, схватил Гвенн, рванул на себя. – Кто услышит? Я тебя люблю… хочу… не могу без тебя…
Она попыталась вырваться, замотала головой, но сила была на его стороне. Он поцеловал ее в щеку, в шею… и она перестала сопротивляться.
– Так ты все-таки насильник? – прошептала она, глядя ему в глаза. Еще мгновение он прижимал ее к себе. Потом его руки повисли, как плети.
– Нет. Я не насильник. Просто симпатичный парень с сильным половым влечением и развитым чувством вины.
– Так-то лучше.
– Не лучше – гораздо хуже! Разве может последний оставшийся на Земле мужчина испытывать чувство вины? Окружавший меня буржуазный мир умер, а я по-прежнему несу в себе его мораль. Что, по-твоему, случилось с тобой, если б я повел себя, как должно самцу? Просто схватил и навязал бы тебе свою волю?