Полмиллиона!
Если это так, Ноэль вконец разорен. Но тогда…
— Много, — произнес он вслух, делая героические усилия, чтобы скрыть свое отчаяние. — Пожалуй, чересчур много. Однако надо сказать, что господин Жерди располагает средствами.
— Это он-то? Да у него и столечко не осталось, — перебил ростовщик, пожимая плечами, и отмерил большим пальцем на указательном нечто невообразимо крошечное. — Он разорен подчистую. Но если он вам задолжал, не тревожьтесь. Он большой пройдоха. Он женится. Вы меня знаете, так вот, я только что ссудил его двадцатью шестью тысячами франков. До свидания, господин Табаре.
И ростовщик поспешно удалился, между тем как бедняга Табаре столбом застыл посреди тротуара.
Чувства его были сродни непомерному горю, разбивающему сердце отца, которому внезапно открылось, что его любимый сын — негодяй.
Но несмотря ни на что, старик так верил в Ноэля, что разум его все еще отвергал мучительные подозрения. Ведь ростовщик мог и оклеветать молодого человека.
Люди, дающие деньги в рост из десяти процентов, способны на все. Очевидно, Клержо сильно преувеличил безумные траты своего клиента.
А хоть бы и так! Сколько мужчин совершало ради женщин величайшие безумства, не переставая быть честными людьми!
Папаша Табаре уже хотел войти в дом, но путь ему преградил вихрь кружев, шелка и бархата.
Из дверей вышла молодая черноволосая дама.
Легче птички она впорхнула в голубую карету.
Папаша Табаре был ценитель красоты, дама очаровательна, но он даже не взглянул на нее.
Он вошел и в парадном наткнулся на привратника, который стоял, держа шапку в руке, и умильно поглядывал на монету в двадцать франков.
— Ах, сударь, — сказал ему привратник, — какая красивая дама, да какая изысканная! Что бы вам прийти на пять минут раньше!
— Что за дама? Откуда взялась?
— Эта элегантная дама, что вышла сию минуту, приезжала справиться о господине Жерди. Она дала мне двадцать франков за то, что я ответил на ее вопросы. Похоже, господин Жерди женится. Вид у нее был вконец разъяренный. Какая красотка! Думается мне, она его любовница. Теперь я понимаю, почему он уходил ночами.
— Кто? Господин Жерди?
— Ну, да, сударь, я вам об этом не говорил, потому что уходил-то он украдкой. Никогда, бывало, не попросит, чтобы я ему отворил. Какое там: удирает через маленькую дверцу каретного сарая. Я про себя думал: «Он просто не хочет меня беспокоить, очень деликатно с его стороны!» А мне ведь не жалко…
Выкладывая все это, привратник по-прежнему не сводил глаз с монеты.
Когда же он поднял глаза, чтобы взглянуть на своего господина и повелителя, тот уже исчез.