Внезапно упасть наземь с небес! Страдания следователя были неописуемы.
— Да, лучше бы вы сказали мне, Клер, — отвечал он, — а может быть, нет. Благодаря вашему молчанию я полгода питал сладостные иллюзии, полгода предавался волшебным мечтам. Вероятно, это и было счастье, отпущенное мне на земле.
Еще не совсем стемнело, и он ясно видел мадемуазель д'Арланж. Ее прекрасное лицо было бледно и неподвижно, как мрамор. Крупные слезы беззвучно струились по ее щекам. Г-ну Дабюрону казалось, что он видит плачущую статую.
— Вы любите другого, — заговорил он наконец, прервав молчание, другого! И ваша бабушка не знает об этом. Клер, человек, которого вы избрали, не может быть недостоин вас. Почему же маркиза его не принимает?
— Тому есть препятствия, — прошептала Клер, — и боюсь, эти препятствия останутся навсегда. Но я из тех, кто любит лишь единожды в жизни. Такие, как я, выходят замуж за того, кого любят, а если нет… Тогда монастырь.
— Препятствия… — глухим голосом проговорил г-н Дабюрон. — Есть человек, которого вы любите, он знает об этом, и ему мешают какие-то препятствия?
— Я бедна, — откликнулась мадемуазель д'Арланж, — а его семья страшно богата. Отец его — человек черствый и неумолимый.
— Отец! — воскликнул следователь с горечью, которой и не думал скрывать. — Отец! Семья! И это для него преграды! Вы бедны, он богат — и это его останавливает! И он знает, что любим вами!.. Ах, если бы я был на его месте! Я восстал бы против целого света! Разве жертвы, приносимые любви, как я ее понимаю, могут быть слишком велики? Впрочем, это и не жертвы вовсе. Чем огромнее жертва, тем огромнее радость от нее. Страдать, бороться и все-таки надеяться, надеяться, несмотря ни на что, самозабвенно отдать всего себя — вот что значит любить.
— Так люблю я, — просто сказала мадемуазель д'Арланж.
Этот ответ добил юриста. Он понимал ее. Все кончено, ему не оставалось ни малейшей надежды. Но он испытывал мучительную потребность продлить свои терзания, испить всю горечь до конца, чтобы еще больше убедиться в собственном несчастье.
— Скажите, — настойчиво спросил он, — откуда вы его знаете? Где и когда могли с ним говорить? Ведь маркиза никого не принимает.
— Признаюсь вам, сударь, во всем, — с достоинством отвечала Клер. — Мы уже давно знакомы. Впервые я встретила его в гостях у приятельницы моей бабки, старой мадемуазель де Гоэлло, которая приходится ему дальней родственницей. Мы заговорили, потом встретились там же еще раз…
— Да, помню, — подхватил г-н Дабюрон в каком-то внезапном озарении, теперь вспомнил. Когда вам предстояло идти к мадемуазель де Гоэлло, перед тем вы дня три или четыре бывали веселей, чем обычно. А возвращались частенько в печальном настроении.