― Половинная порция? Как бы не так! ― бормотал маленький человек. Он заполз в свой спальный мешок, но не смыкал глаз. Он выжидал.
Перед рассветом он встал. То была злая заря, бледная, зловещая, язвительная. Маленький человек выбрал для своей надобности кнут с тяжелым кнутовищем. Он заботливо ощупал его ручку, затем ударил. Удар был сильный, ― чистая работа, ― ибо маленький человек когда-то занимался этим делом. Удар упал на голову большого человека и тот скорчился. Тогда маленький человек взял ременные плетки и связал ими свою жертву. Теперь большой человек лежал связанный и беспомощный, с кровавой запекшейся раной в черных волосах. Маленький человечек собрал последние остатки припасов. Потом заботливо оглянулся вокруг, как бы боясь оставить что-нибудь после себя, и, связав провизию в узел, взвалил его себе на плечи. Теперь он мог уйти. Ему было известно, что в пятидесяти милях к югу находится жилье. Он был вне опасности. Он повернулся в ту сторону, где лежало бесчувственное тело товарища и начал пинать его ногами, поносить, плевать на него. Наконец бросив ему последний взгляд уничтожающей ненависти, он ушел и предоставил большого человека его судьбе.
Наконец-то, после долгого ожидания, Червяк рассчитался.
Собаки! Собаки смыкались вокруг. Они подходили все ближе и ближе, предводительствуемые свирепой сукой с реки Мекензи. Они недоумевали, почему их господин не просыпался. Они не могли понять, почему в маленькой палатке было так тихо, почему из тонкой трубы печурки не поднималось перо дыма. Все было странно спокойно и безжизненно. Никто не приветствовал их бранью; ничей хлыст не впивался в них, ничьи сильные руки не втискивали их в упряжь. Быть может, врожденный инстинкт толкал их вперед, придавая им необычайную дерзость. Быть может, это было отчаяние голода, боли пустого брюха. Все плотнее они смыкались вокруг безмолвной палатки.
Локасто открыл глаза. На расстоянии фута от его лица были клыки псов. При его слабом движении они с рычанием отступили и попятились к выходу. Локасто увидел остальных собак, припавших к земле и пристально смотревших на него. Что все это могло означать? Что приключилось с животными? Где был Червяк? Где были припасы? Почему палатка была открыта и печурка холодна, как камень? С зарождающейся догадкой о предательстве Локасто пробормотал проклятье и попытался встать.
Сначала он подумал, что закоченел от холода, но упавший вниз взгляд объяснил ему состояние. Он был беспомощен. Ему стало тошно до глубины утробы, и он сверкнул глазами на собак. Они подбирались к нему. Они, казалось, внезапно сплотились, сделались свирепыми и угрожающими. Их сверкающие зубы щелкали перед его лицом. Он представил себе, как эти зубы будут вырывать мясо из его тела, глодать ею кости слюнявыми челюстями, и содрогнулся. Он должен попытаться освободить себя настолько, чтобы иметь, по крайней мере, возможность бороться.