Червяк жестоко сделал свое дело, но он вряд ли учел силу этого человека. Охваченный страхом, Локасто старался освободиться. Все больше и больше натягивались ремни; они напрягались, они впивались в его кожу, но не разрывались! Однако, когда он приостановился, ему показалось, что они уже не так тесны; тогда он решил отдохнуть для нового усилия.
Снова сухопарая серая сука стала подбираться к нему. Он вспомнил, как часто морил ее голодом и колотил до тех пор, пока она едва могла держаться на ногах. Теперь она собиралась отплатить ему. Она будет хрустеть его шеей, вырвет дыхательное горло, погрузит свои клыки в его кровоточащее мясо. Он по-старому принялся бранить ее. Одним прыжком она снова отскочила назад и стала с другими. Он сделал еще гигантское усилие и почувствовал, что ремни натягиваются все больше и больше. При передышке ему снова показалось, что они стали свободней.
Собаки, казалось, потеряли всякий страх. Они стояли полукругом в нескольких футах от него и пристально следили за ним. Они чуяли запах крови, шедший от его головы и слюна сбегала с их челюстей. Он снова начал кричать на них, но на этот раз они не двинулись с места. Они, казалось, понимали, что он не может причинить им вреда. Своими злобно поблескивающими глазами они следили за его усилиями. Странные, умные, жуткие животные выжидали свое время, чтобы броситься на него, одолеть его.
Он снова сделал попытку освободиться. Теперь ему показалось, что он может немного двигать рукой. Он должен торопиться, потому что псы с каждой минутой делаются наглее. Новое усилие и сдвиг. Ха! Теперь он был в состоянии выпростать свою правую руку из-под ремней.
Он уже чувствовал на своем лице нечистое дыхание собак и быстро нанес им удар. Они отпрыгнули назад, затем точно по сигналу снова выскочили вперед. Нельзя было терять времени. Они не на шутку начинали нападение. Он быстро вытащил вторую руку; было как раз время, ибо собаки висели уже на нем.
Локасто боролся на коленях, защищая голову руками. Он неистово накинулся на ближайшую собаку и ударил ее прямо в морду; она тотчас же отскочила, как бы задетая пулей.
Но остальные набросились на него. Они повалили его, рыча и завывая в неистовом брожении ярости. Две из них нацелились на его лицо. Лежа на спине, он схватил их обеих за горло. Его руки были истерзаны и окровавлены, но он держал их крепко. Они напрасно старались вырваться из его стальной ухватки. Они пятились, извивались, изгибались в дугу. Своими огромными руками он душил их, душил на смерть, пользуясь ими, как щитом, против трех остальных. Постепенно ему удалось принять сидячее положение. Он отшвырнул одну из собак к выходу палатки. Она умчалась с визгом и воем. Он все еще держал суку с реки Мекензи. Упершись коленом в ее тело, он согнул ее почти в круг и сгибал до тех пор, пока спина ее не переломилась с хрустом.