- Я их ставил, сударь, в этот угловой шкаф, на нижнюю полку, а когда набиралось много, относил в подвал.
- Когда ты их относил в последний раз?
- Когда?… - Франсуа задумался. - Да уж дней пять-шесть будет.
- Ладно. Скажи-ка, какие ликеры предпочитал твои хозяин?
- Покойный господин граф, - на этих словах бедный парень прослезился, - почти не пил ликеров. Если же вдруг ему приходила охота выпить рюмку водки, он брал водку отсюда, из поставца над печью.
- Значит, в шкафах не было початых бутылок с ромом или коньяком?
- Нет, сударь, такого не было.
- Благодарю, друг мой, можешь идти.
Франсуа пошел к дверям, но Лекок окликнул его.
- Кстати, - бросил он как бы между прочим, - раз уж мы здесь, загляни-ка в угловой шкаф, все ли пустые бутылки на месте.
Слуга повиновался и, распахнув шкаф, воскликнул:
- Вот так так! Ни одной не осталось.
- Превосходно! - отозвался г-н Лекок. - А теперь, любезнейший, можешь идти на все четыре стороны.
Как только за камердинером затворилась дверь, сыщик спросил:
- Что вы об этом думаете, господин мировой судья?
- Вы были правы, господин Лекок.
Затем сыщик обнюхал по очереди каждый бокал и каждую бутылку.
- Ну что ж! - произнес он, пожав плечами. - Мои предположении снова подтвердились.
- И что на сей раз? - спросил старый судья.
- На дне этих бокалов даже не вино, сударь. Среди пустых бутылок, стоявших в шкафу, оказалась одна с уксусом, вот она, и преступники налили из нее в бокалы по несколько капель.
Он схватил один из бокалов и сунул его под нос папаше Планта, добавив:
- Извольте понюхать, господии мировой судья.
Спорить было не о чем: это был прекрасный уксус, с резким и сильным запахом. Преступники в спешке оставили улику, неопровержимо свидетельствовавшую о том, что они намеревались сбить следствие с толку.
Однако, проявив недюжинную изобретательность, они оказались неспособны спрятать концы в воду. Все их хитрости были, как выразился бы почтенный г-н Куртуа. шиты белыми нитками.
Правда, эти промахи можно отнести на счет спешки или какой-то неожиданной помехи. Один знаменитый полицейский недаром говорил, что у преступника на месте преступления пол горит иод ногами.
Лекок был прямо-таки возмущен и уязвлен в своих лучших чувствах, как бывает возмущен истинный художник при виде грубой и претенциозной мазни самовлюбленного недоучки.
- Нет, это уже переходит всякие границы! - негодовал он. - Ишь, канальи, чего захотели! Но тут нужно быть большими хитрецами! Нужно суметь все выполнить чисто, черт побери! А это. слава богу, не каждому по зубам.
- Господин Лекок! Господин Лекок! - взывал к нему судья.