О'Брайен казался поглощенным осмотром Верхнего Залива. Порывшись в кармане, он спросил у Абрамса, нет ли у того двадцатипятицентовика.
Абрамс дал ему монету.
О'Брайен подошел к подзорной трубе, укрепленной на металлической опоре, и опустил монету в приемник. Аппарат загудел. О'Брайен посмотрел на прикрепленную к нему табличку.
– Так, номер девяносто семь.
Он повернул трубу так, что стрелка указателя остановилась на цифре 97.
– Ага, вот она.
С минуту он внимательно смотрел в окуляры, а потом сказал:
– При виде этой леди в бухте у меня по телу бегают мурашки.
Он выпрямился и взглянул на Абрамса:
– Вы патриот?
Абрамсу вопрос показался достаточно провокационным.
– Мне еще не представлялось случая выяснить это, – ответил он.
По лицу О'Брайена нельзя было сказать, доволен он ответом или нет.
– Хотите посмотреть?
Труба скрипнула и перестала гудеть.
Абрамс заметил:
– Я боюсь, что время истекло.
О'Брайен недовольно взглянул на аппарат:
– Трех минут не прошло, никак не прошло. Напишите в редакцию «Таймс», Абрамс.
– Да, сэр.
О'Брайен засунул руки в карманы.
– Что-то здесь становится прохладно.
– Может, нам стоит вернуться в помещение?
О'Брайен оставил предложение незамеченным и спросил:
– Вы говорите по-русски, Абрамс?
Тот бросил взгляд на своего собеседника. Такие вопросы не задают просто так. Их задают только тогда, когда заранее знают ответ.
– Да. Мои родители…
– Точно, – перебил его О'Брайен. – Кажется, кто-то мне об этом говорил. У нас есть несколько говорящих по-русски клиентов. Евреи-эмигранты из Бруклина. По-моему, это недалеко от того места, где вы живете.
Абрамс кивнул.
– Я уже немного подзабыл язык, но уверен, что смогу с ними объясняться.
– Отлично. Не будет ли для вас слишком обременительно, если я попрошу вас усовершенствовать ваш русский? Я бы мог достать лингафонный курс госдепартамента.
Абрамс взглянул на него и ответил:
– Я согласен.
О'Брайен несколько секунд смотрел на запад, затем произнес:
– Когда вы работали в полиции, в ваши служебные обязанности входила охрана русской миссии при ООН на Шестьдесят седьмой Восточной улице?
Абрамс замялся.
– Когда я увольнялся из полиции, то дал подписку о неразглашении своих прошлых служебных обязанностей.
– Вы действительно дали такую подписку? Ах да! Вы ведь служили в разведывательном отделе полиции? В «Красном отряде»?
– Так его больше не называют. Звучит слишком…
– Слишком правдиво. Господи, мы же живем в эпоху эвфемизмов! Так как вы называли это между собой, когда поблизости не было начальства?
– «Красный отряд», – ответил Абрамс, улыбнувшись.
О'Брайен тоже улыбнулся и продолжал: