Обратил внимание: Высоцкого всегда тянуло к людям нестандартным к тем, которые защищали зубами голые провода, могли встать грудью к течению и шагнуть наперекор. У них он находил ответы на вопросы: «Что есть там, на краю земли?» и «Можно ли раздвинуть горизонт?» Рядом с ними он становился тихим, незаметным, стараясь слушать и понять. Крохотной деревушке большая глубокая, что по Культукскому тракту Байкала, беседовал до первых петухов с седой много пережившей старушкой, а в шумной компании, где шампанское стреляло чаще, чем охотники на открытии утиной охоты, где зрел душистый шашлык, тосты (в его честь, понятно) сопровождали каждый бокал, Володя погас, замкнулся, даже озлобился. Петь отказался наотрез и, сославшись на недомогание, уехал. По дороге, уже улыбаясь, говорил:
— Не заметил, они смахивают на свои кошельки — тугие, самодовольные. Мои песни нужны им для лучшего усвоения пищи. Кошелек он ведь с удовольствием открывается лишь только для того, чтобы принять рубль. Песню не примет.
Людям бы он наверное спел, потому что любил петь людям, любил, когда его люди слушали. «Кошелькам» — отказал.
К вечеру в поселке старателей собралось человек 120.
Мы ломали голову: как узнали, откуда бы им взяться? По холодной, северной распутице, через грязь, болото, многие километры шли люди из лесных кордонов, геологических палаток, зимовий.
Старый якут кеша приехал на смешном таком олене, в потертой по бокам от долгих переходов шкуре, и тоже старой. Он все улыбался, показывая Владимиру единственный зуб. Обьяснял старательно, но без хвастовства:
— Однако, медведь на гнилом ключе шалил. Олешка пугал. Кеша думал — пешком ходить надо. Ши-ши-ихо. Далеко.
— Обманул все же медведя, дедушка?
— Обманул, обманул, радостно трясет головой старик и гладит сухой ладошкой рукав Володиной куртки и губы шепчут что-то не вслух, для себя.
Разместить 120 человек в столовой показалось делом невозможным, и поначалу хозяева повели себя со всей определенностью.
— Товарищ Высоцкий приехал для нас. Очень сожалееем, но…
Высоцкий попросил:
— Ребята, давайте что-нибудь придумаем. Мокнут люди…
И минут через 30 был готов навес. Открыли окна и двери настежь. Высоцкий тронул струны гитары. О голосе Высоцкого разговоры разные. Очень хороший, прекрасный просто писатель Виктор Астафьев (сибирского корня человек) писал в «Литературной газете»: «Нельзя, допустим, петь под Высоцкого, этим хриплым голосом, орущим, несколько ерничающим, петь мог только он». Правда, довелось мне однажды послушать в том же исполнении песню, и один известный тенор не сдержался, зааплодировал: «Володя, это же Челентано — говорит, — настоящий живой Челентано!».