СУББОТА...
Когда я вчера вечером в конце концов улеглась в постель, мне все равно долго не удавалось заснуть. Мысли все время возвращались к одному — задается! Воображает, что лучше других! Ну как можно так неправильно понимать человека! В своей жизни я пережила столько унижений, что мне и в голову не могло прийти обидеть кого-то своим превосходством.
Даже мой дневник стал здесь камнем преткновения. Правда, Лики дала понять, что ее мнение обо мне теперь изменилось в лучшую сторону, но кто знает, может, это было сказано только потому, что я была рядом? Почему же все-таки я произвожу такое впечатление? Ведь я же... И вдруг у меня мелькнула неожиданная мысль: а сама-то я что сделала для того, чтобы приобрести здесь друзей? Я всегда говорила и думала, как о своих, только о тех, с кем мне пришлось расстаться, а здешних считала чужими. И не удивительно, что мне платили тем же.
Правда, я всегда страдала от вынужденного одиночества и мне хотелось иметь друзей, но почему же первый шаг должны были сделать другие, а не я сама? Конечно, немалую роль тут сыграло и то, что, когда я приехала сюда, между нами уже сложились определенные взаимоотношения. Нет, я не могу сказать, что они меня избегают. Не больше, чем я их. И мне нечего обижаться. Но как я ни старалась утешить себя, меня не покидало чувство одиночества и тоски по старым друзьям. Урмас! Лежа с закрытыми глазами в этой темной комнате, я старалась вспомнить его последнее письмо. Повторяла самую важную строчку. «Милая Кадри!» Сердце несколько раз быстро отстучало тук-тук и я радостно и взволнованно произнесла про себя в разрядку: милая! Еще он пишет, что считает дни, оставшиеся до следующих каникул, когда я снова приеду домой. Что же мне еще сказать! Я вздохнула и повернулась на другой бок. Решила уснуть.
И вдруг — что это? Я приподняла голову с подушки. Неужели это мои грустные мысли отделились от меня и самостоятельно плачут здесь в темной комнате? Нет, в самом деле, что же это такое? Кто-то плачет. Приглушенно всхлипывает. Я попыталась определить, кто же это в темноте потихоньку проливает слезы. Веста? — Нет, оттуда доносится ровное дыхание и легкое посапывание. Марелле? — Нет, она, верно, и во сне рассуждает о сновидениях, во всяком случае, слышится тихое бормотание. Роози? О, нет, только не она, потому что у нее есть надежные средства самозащиты. Сассь? Уж она-то никак не станет бодрствовать и плакать по ночам.
Плачет... господи, да ведь это не кто иной, как маленькая Марью! Я приподняла голову. Прислушалась. Никто не плакал. Но теперь мне было ясно, что кто-то здесь в комнате тоже прислушивается и старается не выдать себя. Я тихонько позвала: