Эта встреча позабавила меня, а моего возницу настолько развеселила, что он, обычно невозмутимый, долго еще бормотал себе под нос что-то насмешливое, покачивал головой и покашливал в кулак.
Но скоро мои мысли снова вернулись к событиям последних дней, поскольку с утра меня не покидало ощущение, что я узнала вчера что-то важное, более того, имеющее непосредственное отношение к смерти моего Александра.
Я мысленно вернулась сначала в место смерти Синицына, потом — тоже мысленно — снова побывала в гостях у Ксении Георгиевны. И эти путешествия оказались весьма плодотворными.
У них даже было определенное преимущество перед реальными. Оно заключалось в том, что я могла сколь угодно долго разглядывать любой интересующий меня предмет или событие, крутить и вертеть его так и эдак, пока у него не останется от меня никаких тайн. К тому же первая эмоциональная реакция на события поутихла и не мешала уже объективному анализу.
Для большей наглядности я открыла свой дорожный блокнот и стала делать в нем кое-какие пометки, поэтому сейчас легко могу восстановить ход своих размышлений. Так поступал обычно Александр, и это тоже, как и многое другое, переняла я у него.
Оглядываясь сейчас, много лет спустя, на свою жизнь, я могу сказать, что те несколько лет, что мне довелось провести рядом с этим удивительным человеком, воспитали и образовали, а в конечном итоге — сформировали мою личность в значительно большей степени, чем все мои детские впечатления, учителя и воспитатели. Может быть, потому, что бесконечное уважение в этом случае гармонично сочеталось с большим чувством, имя которому ЛЮБОВЬ.
Видимо, эта последняя мысль отвлекла тетушку от сюжета, поскольку упомянутых размышлений далее не последовало. Но я уже говорил, что наряду с чисто художественными произведениями мне в наследство достались и другие тетушкины бумаги: письма, дневники и прочее. В том числе и тот самый блокнот, о котором теперь идет речь. В отличие от чернил карандаш не выгорает, и эти дорожные заметки прекрасно сохранились. Но благодаря тому, что карету в момент записи сильно трясло, разобрать их порой довольно трудно. Поэтому вместо них я помещу здесь странички из дневника, написанные той же рукой, скорее всего, в тот же день, но уже на привале.
«Все, что мне удалось узнать за последние дни, наводит меня на мысль, что тот образ Синицына и его „компаньона“, что сложился у меня под впечатлением рассказов мужа, совершенно не соответствует той информации, что я получила от Ксении Георгиевны.
По словам мужа и по моим собственным впечатлениям Павел Семенович был деликатнейшим и даже немного робким человеком.