— Простите, произошла чудовищная ошибка, — продолжил он. — Мои люди сообщили мне, что поймали в лесу какую-то девку…
— Меня мало интересует, что наплели вам ваши люди, — тщательно выговаривая каждую букву, спокойно и уверенно произнесла я, и мне самой понравилось, как высокомерно это у меня прозвучало. — Вам не кажется, что начать стоило бы с угощения?
Анюта приносила мне еду, и я не была голодна, но сообщать об этом князю не собиралась. Кроме того, я понимала, что чем неожиданнее будет мое поведение, тем сильнее будет моя позиция. И этими своими претензиями я обезоруживала своего противника.
— Разумеется, — окончательно смешался он. — Я сейчас прикажу подать…
— Вы что, принимаете гостей в этой конюшне? — уже совершенно бесцеремонно перебила я князя.
— Еще раз простите, но я действительно не понимаю… — вновь попытался оправдаться он.
— В таком случае потрудитесь показать мне дорогу в более приемлемое место.
— Прошу вас, — склонился он в поклоне, и в эту минуту напомнил мне провинциального учителя на светском балу.
Я не предполагала, что он может быть так жалок. И у меня в душе не осталось ни капли былого страха.
Если бы у меня была возможность вызвать теперь Степана, я бы, не задумываясь, в ту же минуту покинула бы Орловского, и оставила бы его в вечном недоумении по поводу собственной персоны и моего появления в его лесном царстве.
Именно так бы я и поступила, но Степан был в эту минуту далеко, и мне пришлось продолжить эту опасную игру.
Мы поднялись наверх и я должна была отметить, что заграничный архитектор был не так бездарен, как я себе представляла по рассказу Анюты. Всего Замка я не видела, и теперь уже никогда не увижу, но даже те несколько комнат и коридоров которые я успела рассмотреть, свидетельствовали о богатой фантазии и весьма недурном вкусе.
Интерьер каждой комнаты был подобран таким образом, что, не повторяя буквально ту или иную страну или эпоху, вызывал в памяти что-то наподобие эмоционального ощущения, ассоциации Древнего Египта, Рима, или Японии. Каждая деталь, картина на стене, статуэтка и даже мебель в комнатах напоминали о грешных забавах наших предков и настраивали на чувственный лад.
Это был настоящий дворец сладострастия. И единственное, в чем можно было упрекнуть его создателя, так это в том, что чувство меры изменило ему. Приправа, если ее слишком много, может испортить самое изысканное блюдо. И это его «блюдо» было испорчено совершенно безнадежно.
Орловский оставил меня на несколько минут в одной из комнат, но скоро вернулся. Насколько я поняла, он действительно отдал распоряжения по поводу ужина, поскольку через некоторое время нам принесли вино и закуски. В основном мясо и рыбу.