— Мишук, ну, не надо так… Нехорошо! Ведь мы с тобой мужчины всё-таки!
— Мужчины! — Миша повернулся к папе и строго спросил: —А почему ты сразу не сказал, что на два дня, почему?
Папа снова щёлкнул пистолетиком, раскурил погасшую трубку, выдул дым:
— Мм… Не хотел огорчать раньше времени.
— Не хотел… — Миша исподлобья посмотрел на папу. — А мама знает, что на два дня?
— Знает…
Миша насупился:
— Всё равно я тебя не отпущу!
Папа сел на диван рядом с Мишей, положил руку на его плечо:
— Погоди, Мишук! Давай разберёмся. Зачем так говорить: «Не отпущу, не отпущу». Нехорошо! Ты сам посуди: а я разве не хочу с тобой побыть, как ты думаешь? Неужели я за три года не соскучился по тебе, по маме, по Москве?
— Вот и оставайся!
— Ишь ты какой! «Оставайся»! Ведь я на службе, Мишук. А служба? Ого, брат, великое дело — служба! Ты только вслушайся в эти слова: «Служу Родине!» Ведь вот вы, тимуровцы, ведь вы тоже, по-своему, помогаете Родине, верно?
— Помогаем, — хмуро отозвался Миша.
— Видишь! И вдруг я, начальник госпиталя, майор медицинской службы, возьму и брошу своих врачей, товарищей, раненых, санитаров… Хорошо это будет, а? Как по-твоему?
Миша молча водил пальцем по шерстистой спинке дивана:
— А я… А я…
Тут вошла мама с горячим чайником. Папа нагнулся к Мише и легонько ухватил его за чёлку:
— Да ты, брат, упрямец, оказывается. Пошли пить чаёк-кипяток, а то мне в наркомат пора. Пошли!
Он взял Мишу за руку, подвёл к столу, усадил рядом с собой, и все стали пить «чаёк-кипяток» с твёрдым синеватым сахаром, который папа привёз с собой в полотняном мешочке.
Напрасно мама утешала Мишу:
— Как тебе не стыдно! Надо радоваться, что нам удалось повидаться с папой, а ты: «Ах, на два дня, не хочу на два дня!» Нехорошо это, вот что я тебе скажу.
Миша ковыряет штукатурку в стене. Конечно, он понимает, что папа не может ради него остаться дома. Особенно сейчас, когда война. И всё-таки он никак не может примириться с тем, что послезавтра папы не будет.
Послезавтра уже не будет лежать па подоконнике вон та толстая кожаная сумка с окованным ремешком, который вдевается в медное ушко. На спинке стула пе будет висеть гимнастёрка с орденами и погонами. В комнате не будет пахнуть вкусным трубочным табаком.
И, главное, не будет самого папы!..
Миша плохо спал, проснулся чуть свет и стал следить за папой, за каждым его шагом.
Вот папа встал, вот папа умылся, вот папа позавтракал, вот папа надел гимнастёрку, подпоясался широким ремнём с гремящей пряжкой и подошёл к зеркалу.
Миша вскочил:
— Папа, ты куда?