— Мы смотрели видеокассету, найденную в этой комнате, — ответил Кальдерон.
— Какую-нибудь мужнину… — Последовавшей паузой она умело заменила слово «непристойность» или «гадость». — У нас почти не было друг от друга секретов… и я случайно застала конец фильма.
— Это была видеопленка, донья Консуэло, — вмешался Фалькон, — которую оставил здесь убийца вашего мужа. А поскольку мы представители закона, призванные заниматься расследованием обстоятельств смерти сеньора Хименеса, я решил, что в интересах дела нам необходимо как можно скорее прокрутить запись. Если бы мы знали, что вы приедете так быстро…
— Мы с вами встречались, старший инспектор? — вдруг спросила она.
Сеньора Хименес повернулась к Фалькону, демонстрируя ему свой фасад — темное пальто с меховым воротником расстегнуто, под ним строгое черное платье. Вот дамочка, которая в любых обстоятельствах не забудет одеться «комильфо». Она захлестнула его волной своей привлекательности. Ее белокурые волосы не имели того лоска, что на фотографии, но глаза оказались больше, голубее и холоднее. Губы, управлявшие ее властным голосом, были обведены темным контуром, на тот случай, если вы вдруг сдуру вообразите, будто ее мягкому подвижному рту можно не подчиниться.
— По-моему, нет, — ответил он.
— Фалькон… — Она оглядела его с головы до ног, перебирая кольца на пальцах. — Нет, это было бы смешно.
— Что именно, позвольте спросить, донья Консуэло?
— Чтобы сын художника Франциско Фалькона служил в севильском угрозыске.
Она знает, подумал он… Откуда? Одному богу известно.
— Итак… эта пленка. — Она шагнула к Рамиресу и, откинув назад полы пальто, уперла руки в бока.
Кальдерон скользнул взглядом по ее груди, прежде чем скрестил его над ее левым плечом со взглядом Фалькона. Тот покачал головой.
— Я полагаю, вам не стоит это смотреть, донья Консуэло, — объявил Кальдерон.
— Почему? Там что, сцены насилия? Я не люблю насилия, — сказала она, не сводя глаз с Рамиреса.
— Физического насилия нет, — вступил Фалькон. — Но боюсь, вы будете шокированы.
Катушки видеокассеты все еще крутились, поскрипывая. Сеньора Хименес взяла с письменного стола пульт, перемотала пленку назад и нажала на «воспроизведение». Никто ей не помешал. Фалькон чуть подвинулся, чтобы видеть ее лицо. Она ждала, прищурившись, поджав губы и закусив щеку. Когда началось немое кино, ее глаза расширились. Когда же она наконец поняла, что за ней и ее детьми неотступно следил убийца, челюсть у нее отвисла, и она всем телом подалась назад. Досмотрев до места, где такси в первый раз подвозит ее, как всем уже было известно, к дому 17 по улице Рио-де-ла-Плата, она остановила пленку, бросила пульт на стол и быстро вышла. Трое мужчин безмолвствовали, пока не услышали, как сеньора Хименес блюет, стонет и отплевывается в своей залитой галогеновым светом беломраморной ванной.