— Вы спросили о его личных и деловых связях, — тихо произнесла она, глядя в окно.
— Ему было сорок четыре, когда умерла его первая жена. Трудно поверить, что он прожил двадцать лет без…
— Ну, разумеется, у него были женщины, — резко перебила она, наверно разозлившись на него за его любопытство и бесполезность. — Я не знаю, сколько. Думаю, много, но ни одной долговременной. Некоторые приходили взглянуть на меня… покорительницу сердца Рауля. Когти выпускали — того гляди, физиономию расцарапают! А знаете, старший инспектор, как я с ними управлялась? Я веселила их, разыгрывая из себя глупую шлюшку. Понимаете, немного вульгарную, но шикарную. Это приводило их в восторг, ведь они были выше меня. Дело кончилось тем, что они наконец оставили меня в покое. Кое с кем из них у меня даже завязалась дружба… как ее понимают в Севилье.
— А деловые отношения?
— Он занялся ресторанами только в восьмидесятые, в разгар туристического бума, когда все вдруг поняли, что в Испании есть кое-что интересное помимо Коста-дель-Соль. Началось это как хобби. Он был человеком общительным и не считал зазорным извлекать из этого выгоду. Первый ресторан он открыл для своих богатых друзей в квартале Порвенир, второй — в Санта-Крус — для туристов, и, наконец, третий, самый большой, у площади Альфальфы. После нашей свадьбы он построил еще два на побережье, а в прошлом году мы открыли ресторан в Макарене.
— Чем же он жил раньше?
— Он разбогател в Танжере, после Второй мировой войны, когда город был свободным портом. Там образовались тысячи компаний. У него был даже собственный банк и строительная компания. Тогда в тех местах легко наживались состояния, как, я уверена, вы и сами знаете.
— Я тогда был еще слишком мал. Танжер почти стерся из моей памяти, — сказал Фалькон.
— В шестидесятые годы он организовал здесь, в Севилье, компанию, занимавшуюся речными перевозками. По-моему, он какое-то время даже был владельцем металлообрабатывающей фабрики.
Затем он вложил капитал и вошел компаньоном в строительную компанию «Братья Лоренсо», из которой вышел в девяносто втором году.
— Это было дружественное разделение?
— Все Лоренсо — завсегдатаи наших ресторанов. Мы каждое лето отвозили детей к ним в поместье, в Марбелью, пока Раулю не надоело.
— Выходит, со времени смерти его первой жены и помешательства его дочери в жизни Рауля не случалось никаких потрясений?
Она с минуту помолчала, глядя в окно и покачивая ногой, отчего туфля начала сползать с пятки.
— Я начинаю думать, что Рауль был типичным испанцем и типичным севильцем тоже. Жизнь — это фиеста! — проговорила она, простирая руки к площади Ферии. — Он был таким, каким вы видите его на этих фотографиях. Улыбающимся. Счастливым. Обаятельным. Но это была маска, старший инспектор. Маска, скрывавшая его глубокую тоску.