– Брат, – шепнул Фоме.
– Вижу, что не мачеха, – отозвался Фома.
"Нарожал Шешковский умников", – с досадой подумал граф. Как зачарованный, вынул из кармана визитную карту и протянул мальчику. Тот взял, прочитал (Волконский следил за губами, не в силах поверить, что в этой глуши грамоте умеют десятилетние хлопцы).
– Прошу, – сказал мальчик по-итальянски и отступил в сторону. – Сюда. Вас ждут, милорд.
"Ямб, – отметил Волконский. – Когда, интересно, петь начнет?"
И двинулся сквозь прекрасный цитрусовый сад.
По стенам вились розы, расцветая в самых неожиданных местах на высоте двух человеческих ростов. Их разноцветные бутоны на фоне желтого камня вкупе с нежным ароматом лилейных лимонных венчиков убивали всякое желание занимать активную жизненную позицию.
Фонтанчик с резной колонной в куще папируса и золотыми рыбками, которых в России грубо зовут "карась", гасил у сибарита последние угрызения совести.
Волконский потянул носом упоительный садовый аромат. Фома вдруг зацепился ливреей за колючую гадость, любовно выращенную кем-то на повороте дорожки.
– Я т-твоей мамы мамину маму! – витиевато выругался Фома, с остервенением дергая на себя ткань.
Радужная птица, взмывшая было из недр графской души в небо, была безжалостно подстрелена влет.
– Минума, – обернувшись, утвердительно кивнул на колючку мальчик. – Растет только на Мальте и Гозо, – с гордостью сказал он.
Волконский покосился на сухие, хищные иглы местного чертополоха. "Какое счастье, что больше нигде не растет", – подумал он.
Граф всем нутром ожидал подвоха.
Нагромождение каменных уступов, открывшееся за поворотом садовой аллеи, меньше всего напоминало человеческое жилище.
– А где же дом? – спросил Фома.
– А это что, по-твоему? – граф кивнул на серию загадочных архитектурных элементов впереди и подумал: "Дернул черт поехать".
Строение походило на бесформенную груду кубиков из детства, по преданию, вывезенных еще предком Волконских мурзой Була-Ханом из улуса Бир-Малик при поступлении на службу к Иоанну Грозному.
Каждый из последующих младенцев Волконских отгрызал от кубиков сообразно с темпераментом. И к Мите Волконскому они перешли примерно в том виде, в каком предстало сегодня перед графом Волконским жилище семьи Тестаферрата. (Жена Була-Хана, венецианка Изабелла, разбила, по тому же преданию, несколько кубиков о голову несчастного мурзы, после того как Иоанн Грозный попросил ее задержаться для беседы о способностях мужа к государевой службе.)
– По-моему, это скотный двор, – сказал Фома.
Подошли к кособокой желтой стене с неопрятными серыми разводами по камню подсохшей сырости.