Потемкин потряс головою – похмельный туман со вчерашнего никак не хотел рассеиваться.
"И как это Безбородько2 с похмелья указы выдумывать умудряется? – думал князь. – Пьет как лошадь, потом девок тройку пропустит, потом с утра – шлеп! – ноту его величеству королю шведскому".
Потемкин вспомнил вчерашних сестричек-турчанок, сервированных Безбородькой под слоем крема на огромном майсенском блюде.
"Торт "Босфор и Дарданеллы!" – объявил Безбородько. – России требуется прямой проход!"
Турчанки на блюде хлопали глазами и непрофессионально улыбались. Лежать на блюде было неудобно.
"Босфор был не так живописен, как Дарданеллы", – смутно припомнил князь.
– Да за каким бесом нам эта Мальта, матушка? – Потемкин выпростал из мысленного кавардака единственный вопрос, хоть как-то относящийся к делу. И обвел мутным глазом кабинет – нет ли где бутылочки портеру. Он об настоящем деле думает, а она все только кружева плетет. А ведь была – боец! Стареет.
Екатерина позвонила.
– Портеру, – коротко сказала она камер-лакею. – Гриша, – она повернулась к Потемкину, – да ты газеты французские давно ли читал?
Потемкин жалобно поглядел на свежую Екатерину, мозговые часики которой в утренние минуты всегда поражали точностью хода.
Лакей внес на подносе бутылку и при ней бокал.
Потемкин, не выдержав, шагнул навстречу и двинул прямо из горла и прямо в желудок, минуя бездарные глотательные паузы.
– Еще? – спросила Екатерина.
Потемкин взял лакея за лацкан, вытер губы.
– Каюсь, – сказал он.
– Что уж тут, – потупилась Екатерина, – не впервой…
– Что газет, говорю, французских не читал – каюсь.
– А! Значит, пришел в себя? Ну, добре, как говорит собутыльник твой Безбородько.
– И чего там с французами? – оживился князь. – Постой, а что-то мне из Варшавы покойный Браницкий… уподобь, Господи, его беспокойную душу… э-э… успокой, Господи, его бесподобную… – Потемкин не докрестился и махнул рукой. – Ну-ка, ну-ка! У них же там какие-то поместья… У Мальтийского ордена, говорю, в Польше…
– Острог называется, – подбодрила Екатерина. – Ну-ну?
– И католиков у тебя теперь под рукою в новых польских землях, я чай, мильенов пять.
– Ну, не пять.
– И поляки с французами подружились, как польку Людовику сосватали. А у Людовика крестьяне бунтуют, казна пустая. Ну и чего? – с разгону остановил сам себя Потемкин.
– Может, все-таки еще?
– Да нет, лучше сяду. Позволите, ваше величество?
– Да уж лучше, чем лежа. А то ты в последнее время…
– Да все самое интересное мы ведь с тобой лежа-то и придумали! – брякнул князь.
Екатерина вспыхнула.
– Ты так думаешь? – сказала она.