– Я не знал. Извини. Я думал, что просто нюхаю дурь. Глотаю колеса и забиваю косяки. Мне было так здорово. И музыка… Триста двадцатый – это было – ну… не передать словами.
– Я понимаю. Не беспокойся – ты не лизал кислоту, не курил сигареты с производными конопли и не принимал синтетических психотропных препаратов. Это все имитаторы. Модная подделка под старину. Изображение близости к народу. Абсолютно безвредное для организма стимулирование вживленного чипа. Если у человека нет центра равновесия, он может глотать эти таблетки горстями. Совершенно без последствий.
– Над этим стоит подумать. Господи, сколько интересного ты мне рассказал, Три-два-ноль! Почему ты не сообщал мне об этом блоке раньше?
– Ты не спрашивал.
– Действительно… Ты расскажешь мне про защиту от Кролла?
– Да. Сегодня к вечеру. После проверки ее работы.
– Хорошо. Извини, что я о тебе плохо думал.
– Ничего. Я понимаю, чувак. Мне здорово с тобой.
И тепло растекается внутри. Черт возьми, умеет моя железяка сделать приятное! Мой самый лучший друг. Мой спаситель. Мой брат.
– О чем задумался? – с улыбкой спрашивает Мишель.
Я выныриваю из своих мыслей. Сколько мы болтали с Триста двадцатым? Секунду? Десять?
– Четыре секунды субъективного времени, – следует подсказка.
– Да так, ни о чем, – я улыбаюсь расслабленно. Что-то опять ускользнуло от меня в процессе разговора со своим «я». Мне не хочется вспоминать, что именно. Мне хорошо. Я только что съел вкусный завтрак и со мной рядом Мишель. Я начинаю привыкать к ее обществу. К ее серым глазам. Вопросительному изгибу губ. К теплу, что она излучает. К ее фантастическим контрастам, к тому, как в мгновение ока ее щемящая грусть сменяется стальной беспощадностью, а затем – холодной деловитостью. Чтобы еще через минуту обернуться мечтательным созерцанием цветка или заката. Кто же ты на самом деле, Мишель?
– Фиксирую выработку веществ из группы амфетаминов, – прерывает меня неугомонный внутренний голос.
– Знаешь, Мишель, мне показалось, что сегодня ночью я был не один, – говорю я и краснею.
– Ты парень не промах, Юджин Уэллс. Так что это не удивительно, – смеется она.
Я ступаю на скользкую тропинку.
– Не знаешь, кто бы это мог быть? – и старательно делаю вид, словно бы поддерживаю никчемный разговор от скуки.
Она подчеркнуто аккуратно ставит в блюдце кофейную чашечку. Так сосредоточенно, будто от того, звякнет она или нет, зависит ее жизнь. Поднимает глаза.
– Понятия не имею, – говорит она. – За тобой вчера гонялась целая армия поклонниц. Видимо, одной из них здорово повезло.
И я знаю, что она говорит неправду. Что-то у нее в душе звенит тонкой напряженной струной.