Стоит лето в огромной земле, называемой полуостровом Кольским… Плывёт над сопками нескончаемый полярный день… Время ужинать, а в горнице светлым-светло от лучей северного незаходящего солнца…
– Ну-кось, давайте за стол! Закусим, чем Бог послал! – Скудин-старший повёл саженными плечищами, степенно огладил бороду и подмигнул Скудину-младшему – такому же широкому, как отец, только выбритому гладко, по-городскому. – Разговорами сыт не будешь!
Вот уже неделю егерь Степан Васильевич пребывал в отличном расположении духа. Даже перепуганного браконьера, пойманного вчера на Щучьем, купать, как водится, в болотине не стал, а, сетку отобрав, отпустил с миром. И как не радоваться-то? Сын Ванька пожаловал в гости, да и не просто пожаловал – молодую жену привёз отцу с матерью показать… То есть, положа руку на сердце, не такую уж молодую. Годков двадцати пяти, а может, и поболе (Степан Васильевич слышал когда-то, будто городских баб о возрасте не спрашивают, и на всякий случай не уточнял). Ну так ведь оно, если разобраться, опять к лучшему. Не соплюха какая, вертихвостка. Женщина, по всему видать, солидная. С образованием…
Солидностью этого самого образования Степан Васильевич, опять же правду сказать, не шибко проникся. Невесткина почти законченная докторская диссертация, о которой с гордостью упомянул Иван, особого впечатления на него не произвела. А вот то, что она сразу, по собственной инициативе и притом ловко взялась со свекровью за сковородки и тряпки, – это вызвало уважение. И выросла Марьяна, оказалось, без матери. Как не побаловать, не приласкать сироту?..
Сынок Ванька тоже давно не мальчик. Сороковник разменял, в шрамах весь, вот-вот третью звезду на погоны получит. Не хрен собачий, – полковником будет! А с виду так вовсе настоящий генерал. Статный, ростом под потолок, плечами не про всякую дверь. Порода! Скудинская, основательная, из уральских казаков!
Путано петляет жизнь человеческая… В далёком тридцать пятом сержант госбезопасности Вася Скудин влюбился без памяти в рыжеволосую колдунью, ссыльнопоселенную со Смоленщины. Плюнул на всё: на карьеру, на чины, в жёны взял, сына родил… и жил в согласии и любви, покуда не застрелили на финской. Та колдунья до сих пор по земле ходит, кто Григорьевной зовёт, кто бабой Томой. Вон она сидит, мама, – на почётном месте. И улыбается, глядя на любимого внучка. Хорош Ванечка! И жёнка ничего. Не сухотна, не ломотна, не тоща, не ледаща. Справная, одним словом, бабёнка… Сильна Григорьевна, каждого видит насквозь. Всякий, стоя перед ней, чувствует: знает о нём эта бабка такое, что и самому человеку неведомо. Даже здесь, в коренном саамском краю, где через одного «чертознаи», признаётся и уважается её сила. Много лет назад местный нойда
