Предвидя приятную беседу, Мирыч решила закрепить достигнутый успех первого шапочного знакомства, и на кажущемся ей ломбардийском диалекте проворковала:
— Futbolissimo![4]
— О![5] — только и сумел вымолвить продавец, едва не падая в обморок.
Казалось, еще одно неосторожное слово, произнесенное в адрес продавца на забытом для него за долгие годы мытарств по стране ломбардийском наречии, и его голова лопнет как перегретый паровой котел, в топку которого кочегар от щедрости души необдуманно зашвырнул лишнюю лопату угля.
Мирыч, решив, что пришла пора переходить к делу, чеканно произнесла:
— Dejan Savicevic![6]
Парень застонал. На его лице отразился мистический ужас перед неведомым роком судьбы. Глаза продавца наполнились слезами, а нервный зубовный скрежет свидетельствовал о неимоверной душевной муке, испытываемой всем его растерзанным существом. Голосом, полным вселенской безнадежности, он с тихой скорбью сказал:
— Scuzi, signora, no.[7]
Наступила могильная тишина, хотя в соседнем зале шел громкий телекомментарий к последнему туру чемпионата Италии. Потерянная, разочарованная, испытывающая горечь унижения, Мирыч стояла перед продавцом, словно обнаженная мадонна, которую лишили последней возможности прикрыть свою щемящую наготу единственно достойным ее целомудрия рубищем, — футболкой с 10 номером Деяна Савичевича, только что ушедшей в чьи-то грязные, липкие руки.
Увы, вечные непорочные ценности не выдержали испытания в этом «вечном городе» с его волчьим прошлым и миром чистогана в настоящем. Как прилежный потомок вскормившей его волчицы, усвоив с ее молоком главную заповедь капиталистического потребительского рынка — умри, но любой ценой продай товар, наш продавец быстрой походкой подошел к стойке и, решив, должно быть, что нам — да простят меня в который раз соседи по Федерации — татарам, то есть несчастным беженцам из многострадальной Югославии, один хрен, вытянул из кучи маек одну с 7 номером на тыльной стороне.
— Viva la Yugoslavia! Per favore…[8] — с притворной напыщенностью провозгласил он.
Гордому презрению Мирыча не было предела. Мало сказать, что этот макаронник впаривал ей вместо великого черногорца Деяна Савичевича заурядного хорвата Аллана Бокшича, но к тому же вместо заветных черно-красных цветов «Милана» он втюхивал ей желто-синюю «Парму». Впрочем, откуда мог знать этот парень, что представшая перед ним незнакомка, застенчиво прикрывавшая рукой обнаженную грудь, была не просто мадонной, а среди богоизбранных дев еще и непревзойденной почитательницей футбола, чье глубокое понимание данной игры восходило к тем достопамятным временам нашего с ней знакомства, когда, желая потрафить моему эстетическому вкусу, она рассказала только начинавший тогда пользоваться популярностью анекдот следующего содержания: