– Ты обидел мою дочь, – рычит Зевс.
Которую из них? – отчаянно соображаю я. Мало ли против кого мы тут замышляли: Афина, Афродита… Скорее всего речь об Афине. Она всегда была его любимицей. Впрочем, какая теперь разница. Заговор против любого бога – не говоря уже обо всех сразу – величайшее преступление в здешних краях. Снова кошусь вниз: змеевидный хрустальный эскалатор вьется по скале, теряясь в туманной дымке где-то на уровне моря. Бывшие бараки схолиастов у подножия сожжены дотла, хотя отсюда не рассмотреть и руин. Фигово, далековато падать.
– Догадываешься, что сегодня произойдет, Хокенберри?
Подозреваю, вопрос чисто риторический.
Зевс опирается на каменные перила; каждый из его пальцев толще моего запястья.
– Нет, – отзываюсь я.
Громовержец озирает меня свысока:
– Ну и как ощущения, премудрый схолиаст? Непривычно, а? Целых девять лет знать, что принесет следующая минута, ведать закрытое для самих бессмертных… Должно быть, ты чувствовал себя Провидением, никак не меньше.
– Нет, дыркой в заднице.
Кронид кивает. Затем указывает на колесницы, которые взмывают над Олимпом, одна за другой. Их сотни.
– Сегодня, еще до вечера, мы истребим человеческий род. Не только этих вояк, собравшихся под Илионом, но и вообще всех людей. Повсюду.
Что тут ответишь?
– Не слишком замахнулись? – усмехаюсь я; все бы ничего, только голос дрожит, как у запуганного мальчика.
Владыка продолжает взирать на толпу златодоспешных богов и богинь, ожидающих очереди оседлать небесные машины.
– Посейдон, Арес и прочие веками достают меня, требуя избавиться от человечества, как от вируса, коим вы и являетесь, – рокочет бессмертный, обращаясь скорее к самому себе. – Мы, конечно, обеспокоены. А какую расу богов не опечалило бы истребление подобного героического рода, если учесть, сколько наноулучшенного ДНК растрачено на сношения с жалкими людишками, взять хотя бы Ахилла или Геракла? Мы почти сроднились – я имею в виду, в буквальном смысле.
– Зачем вы мне это говорите?
Небожитель презрительно косится сверху вниз:
– Поскольку жить тебе осталось пару секунд, можно и пооткровенничать. На Олимпе, схолиаст Хокенберри, нет постоянной дружбы, надежных союзников или верных товарищей… Неизменны лишь интересы. Мой интерес – сохранить положение Владыки Бессмертных и Правителя Вселенной.
– Та еще работка, – скалюсь я.
– Да уж, – молвит Зевс. – Это точно. Не веришь – спроси Просперо, или Сетебоса, или того же Тихого. Ну так есть у тебя последний вопрос перед уходом, Хокенберри?
– Вообще-то да, – на удивление спокойно говорю я; даже колени больше не трясутся. – Хочу знать, кто вы на самом деле и откуда взялись. Ясно ведь, что вы не подлинные боги Древней Греции.