– Разве? – Острые зубы Кронида сверкают из посеребренной бороды. Совсем не по-отечески.
– Кто вы такие? – повторяю я.
Всемогущий вздыхает:
– Боюсь, у нас нет времени на рассказы. Прощай, схолиаст Хокенберри.
Оторвав ладони от перил, он решительно поворачивается ко мне.
Как выясняется, бессмертный был абсолютно прав: времени не осталось. Ни для историй, ни для чего другого. Огромное здание содрогается, трещит и громко стонет. Чудится, сам воздух вокруг Олимпа затвердел и потрескался. Сияющие колесницы спотыкаются на лету, а боги внизу так громко вопят, что крики долетают до нас.
Громовержец валится спиной на перила и, выронив мой медальон, упирается рукой в дрожащую стену. Высоченная башня сотрясается у основания, раскачиваясь и выписывая верхушкой десятиградусную дугу.
Зевс поднимает взгляд.
Небо заполняют черточки-вспышки. Слышатся акустические удары; марсианский небосвод разрезают полосы огня. Прямо над нашими головами посреди лазури стремительно кружатся гигантские сферы цвета черного космоса и пылающей лавы. Они напоминают громадные дыры, пробитые в голубой тверди, и к тому же заметно опускаются.
Ниже – гораздо ниже, у подножия Олимпа – раскручиваются подобные им неровные круги радиусом не меньше футбольного поля каждый. Другие вертятся над морем, ближе к северу, а некоторые вгрызаются прямо в волны.
Из приземлившихся у горы шаров устремляются наружу тысячи муравьев. Да нет же, людей. Интересно, просто людей или как?
Среди золотых повозок, успевших взмыть, летают темные остроконечные машины. Некоторые крупнее колесниц, другие меньше, и у каждой – смертельный, не по-земному военный вид. Верхние слои атмосферы испещряют пламенные линии, со свистом устремляясь к Олимпу, словно межконтинентальные баллистические ракеты.
Громовержец потрясает кулаками.
– ПОДНЯТЬ ЭГИДУ! – оглушительно ревет он, обращаясь к малюсеньким богам у подножия. – АКТИВИРОВАТЬ ЭГИДУ!
Хотелось бы, конечно, остаться и посмотреть, что будет дальше, однако сейчас у меня иные заботы. Опрометью проскакиваю между исполинских ножищ великана, прокатываюсь на животе по сотрясающемуся мраморному полу; левая рука подхватывает медальон, а правая быстро крутит диск.
Поначалу никак не получалось извлечь Ханну из бака. Увесистый кусок трубы не справлялся с пластикоподобным стеклом. Даэман израсходовал три обоймы дротиков, и те рикошетом разлетелись по залу, сокрушая более хрупкие предметы, вонзаясь в обломки обездвиженных сервиторов, едва не задев самих мужчин. По стеклу побежали тонкие трещинки. В конце концов Харман забрался на верх резервуара и, используя трубу как рычаг, оторвал хитроумную крышку. Сняв с лица ночные линзы и респиратор, собиратель бабочек запрыгнул в пересыхающий бак – помочь товарищу. Огни совершенно погасли, работать приходилось при свете фонарика.