Разговор за столом какой-то неинтересный, никак мне нашего физкультурника на себя не переключить, он о чем-то с Артемом потихоньку шепчется. Это плохо, сейчас Темка ему напоет невесть чего… Дурачок, влюблен в меня по уши, но безответно, на фиг он мне нужен-то, ботаник бессмысленный! Ну из вредности, чтобы Данке насолить, я с ним раз пять в его комнате закрывалась, подумаешь, от меня не убудет, зажмурилась и перетерпела, даже что-то там постаралась изобразить вроде экстаза, зато сколько удовольствия я получила, когда Данка все поняла! Так теперь Тема считает меня своей любовницей на веки вечные, прохода не дает, в глаза заглядывает и одолевает всякими скабрезными намеками, он вполне может, если почует в физкультурнике соперника, заранее сообщить ему, что, мол, девушка прочно занята и ручонки не протягивай. Вот этих превентивных сообщений мне как раз и не надо, это мне все планы порушит. Так, баба Аня, кажется, собирается вещать… О господи, как мне надело все!
Отражение 2
Анна Алексеевна
Сейчас сказать или попозже, когда Миша придет? Или, может, вообще не говорить, пока промолчать? Володенька прав, надо сделать так, как он говорит, но почему-то мне боязно… Вот ведь дожила до старости, никогда не боялась детей, всю жизнь ими командовала, а теперь вдруг робость одолевает. Ничего плохого сказать не собираюсь, а все равно почему-то побаиваюсь. Страшно жить в зависимости, все время думаешь, как бы угодить. Мишку не боюсь, он мне поперек слова не вымолвит, Валюшка тоже послушается, Леночка вообще не в счет, она здесь на птичьих правах, ее все это не касается, а вот Лариса… Ох, не люблю я ее, да что там не люблю – терпеть не могу. И вроде бы она Мишеньке хорошая жена, верная, ни в чем таком не замечена, и внуков мне чудесных родила, что Тарасика, что Даночку, но не лежит у меня к ней душа. Вот как с самого начала не лежала – так и не лежит. И, видно, не зря. Жена она, конечно, хорошая, о Мишеньке заботится, он у нее ухоженный, чистенький, сытый, а вот мать она плохая. Тарасика за границу отправила учиться, от себя оторвала и даже, кажется, не скучает по нему. Разве ж это мыслимое дело – семнадцатилетнего мальчика в Англию посылать, да одного, без присмотра, без родительской заботы, ласки, внимания! Чему он там научится? Самостоятельности? Знаю я эту так называемую самостоятельность, заканчивается все тем, что родителей потом в грош не ставят, не слушаются, на все собственное мнение имеют, никаких авторитетов не признают. Дети становятся неуправляемыми, когда родители слишком рано перестают их контролировать, вот это я знаю точно, недаром столько лет проработала в системе народного образования. Даночку Лариска запустила, это ее вина, что девочка превратилась бог знает во что, Володенька давно уже говорил Ларисе и Мишеньке, что надо обратить на дочь внимание, что с ней не все в порядке, а они только отмахивались: дескать, учится на одни пятерки, учителя не нахвалятся, чего еще надо? А Дана все ела и ела, все кушала и кушала, и мы как-то все проморгали, ведь каждый день ее видим, вроде и не заметно было, что она поправляется, как на дрожжах. И в школе у нее все было хорошо, учителя любили, с одноклассниками дружила, они-то тоже ее каждый день видели, и в глаза особенно ничего не бросалось. А потом Лариске взбрело в голову перевести Даночку в гимназию, в какую-то модную, в которой дети из богатых семей учатся. Вот тогда все и началось… Три дня девочка походила в эту гимназию, будь она трижды неладна, наслушалась про себя всякого, насмешек и издевательств нахлебалась – и всё. Отказалась не то что в школу ходить – вообще из дому теперь не выходит. Никогда не могла понять, для чего все эти новомодные гимназии и колледжи придумали? Как раньше было хорошо: десятилетка для всех, все одинаковые, учатся по единой, утвержденной Министерством среднего и специального образования программе, и учебники у всех одинаковые, и система контроля единая. А теперь что? Непонятно, где учат, чему учат, кого учат и в каком объеме… Безобразие!