И обниматься лезет. Сначала наорала, пощечину отвесила — а теперь вцепилась, прижалась… Не то, чтобы я возражал, но…
— Нара, не нужно, я уже говорил: мне не нужна плата. Тем более… такая… — Я осторожно отодвинул ее. Потом попытался заглянуть ей в глаза.
— Какая такая?! — искренне не понимала она.
— Ну… Такая… — Неужели я еще не разучился краснеть? Жар к щекам прилил. — Ты мне — друг. Это Огнь был, а я…
Она все еще не понимала. Смотрела на меня удивленно. Застыла.
— Ты о чем, Тиан? — Напряженность в голосе.
Я вздохнул. Нет, все-таки рано я ее во взрослые и самостоятельные женщины записал. Но делать нечего — придется объяснять. Если она продолжит так себя вести, боюсь, не устою. Я — всего лишь мужчина. Мужчина, которому мало осталось времени, который жаждет оставить после себя потомка.
— Ты вообще понимаешь, что я мог с тобой сделать, почему ушел, бросил? Или действительно веришь, что я… — Я попытался вспомнить точную фразу: — …бросил тебя, как последний трус?
Она кивнула, потом, спохватившись и вспомнив, что мы, вроде, уже помирились, замотала головой. Но в глазах стояло сомнение. Я снова вздохнул. Вот ведь…
— Я едва не снасилил тебя там, на глазах у двух детей и раненого мужчины, — признался. Опустил голову, сжал кулаки так, что костяшки побелели. Вот сейчас снова ударит, а потом… Потом уйдет.
— Ты… Ты чего… Чего-о-о?! — Она хлопала глазами.
— То… существо… в которое я… превратился, — начал я через силу, — жаждет продолжить себя в ребенке. Оно ищет, в ком оставить семя. Ты ему… понравилась. Лишь то, что в тебе нет Огня, спасло… нас обоих. — А потом в крик: — Я тебя как сестру люблю, Нара! Но тело, это фейкино тело: ему все равно! Не могу я! Не могу так! А ты еще: «Мое тело принадлежит тебе», говоришь! Ты что, совсем не понимаешь, что мужчина после такого подумать может?!
Кажется до нее дошло… Наконец-то…
Я зажмурился, отвернулся.
— Покажи мне, — попросила она неожиданно тихо. — Сними иллюзию…
Я повиновался: запустил руку в волосы, стянул ленту. Рассыпались по плечам багряные пряди. Нара отшатнулась, зажала рот ладонью, прикусила ее, сдерживая крик.
Я невесело усмехнулся. Красавец! Ничего не скажешь!
— Их двадцать всего было. Ты двадцать первым стал, — произнесла она, отнимая руку от лица. — Тысячи, сотни тысяч Воинов в Огнь ушли, но лишь два десятка истинно Великих. Их генералами зовут. Говорят, что каждый — смертной армии стоит. Они единственные, кому Огнь плоть дает, кто даже в смерти остается внешне человеком.
— Генерал? — переспросил я.
— Генерал. Воин, способный призывать армию в смертные земли, способный впускать Огнь в Порядок, становиться его аватарой.