Я невольно заинтересовался.
— Так где же они тогда?
— Спят, — кратко ответил Кольд, а потом объяснил: — Спят его алые гвардейцы, спят маги и жители Великого Града. Ибо не в бою за свои жизни пали они — за Рось. И поклялись они, что не будет им покоя, пока ступают по землям этого мира ноги отвратительных демонов с края мира. Они ждут. Ждут, пока не придет время мстить, пока не окажутся их потомки пред лицом той же напасти, пока не призовет их командир, пока не заполыхает среди тьмы и снега осеннее пламя…
— Красиво сказываешь, — я вздохнул. — Только кто ж знает, как их призвать? Да и демонов тех, небось, академики уничтожили.
— Все может быть, — пожал плечами Кольд. — Что знаю — то и рассказал тебе. Небось не таким тебе предок казался, а?
— Не таким, — признался я, зябко ежась. — О нем много что рассказывают, и везде изображают этаким монстром, полузверем, теряющим разум от запаха крови. А по твоему рассказу он…
— Он?
— Всего лишь человек. Со своими слабостями, страхами… Он действительно был таким?
— Кто знает, — Кольд усмехнулся. — Я — врун, каких Порядок не видывал. Сам решай, верить мне или нет. — Он прислушался к доносящимся из «Хвоста» разговорам. — Вроде стихло, пошли.
— Да нет, — неожиданно передумал я. — Ты мне своими байками весь аппетит отбил, пойду-ка лучше домой, а то Нара, небось, волнуется.
— Нара волнуется! — передразнил меня колдун. — Ты со своей Нарой как с торбой писаной носишься! Говорю тебе — ничего хорошего из этого не выйдет.
— Кольд, ну что ты так?! — разозлился я. — Тебе же она нравится. «Красавица» то, «красавица» се… Это ты с ней всю дорогу носился!
— А я и не говорю, что Нара твоя плоха, я просто повторяю — не для тебя она. Ты что о ней знаешь? Ни-че-го. А меня вот обмануть не так просто.
— Ты о чем это? — насторожился я.
Кольд поморщился, проводил взглядом парочку подвыпивших стражников.
— Не к месту разговор. — Сухо. — Завтра меня спроси, если не передумаешь. А пока иди домой, и правда — так лучше будет. А придешь, проверь, где она-то… Сомневаюсь, что она тебя ждет. Ночь сегодня темная… Как раз такие они и любят.
Нара
Старейший сдержал свое слово: ночью, когда в таверне все уснули, он пришел за мной.
— И здесь ты живешь? — спросил баньши, окидывая комнату презрительным взглядом. Скривился, словно что-то кислое укусил. — Это все, что может тебе дать твой человек?
— Не говори так о нем! — резко. Да, мой Род пришел в упадок, но не Старейшему судить меня и моего человека! Его люди сидят себе в тепле и довольстве, горя не знают, но не о них будут петь барды тысячи лет спустя — о моем, нищем и бездомном, но Воине.