— И здорово вы его?.. Того начальника? — как только мог равнодушно спросил Виктор.
Парень ответил сожалеючи:
— Только царапнули… Если бы у нас патроны не кончились, мы наверняка добили бы его!
— А на завале из елок мы фанерку укрепили. И написали на ней: «Заминировано!» Вот смеху было, когда фашисты прочли это да как шарахнутся в стороны! — взахлеб выпалил второй.
— Тебя как звать?
— Дмитрий. А это — Семен.
Виктор хотел назваться, но тут же передумал. Он только спросил:
— Завал, говоришь, сделали? Чем деревья валили?
— Пилой. Три ночи тайком ели подпиливали, чтобы потом, когда понадобится, быстро их повалить! А потом пилу бросили. Таскать ее…
— Пошли, что ли? — поторопил Афоня; он по-прежнему упорно избегал смотреть на Дмитрия и Семена.
Виктор поправил автомат, висевший за спиной, и сказал, будто отрезал:
— Если к нам примкнуть желаете, то с этой секунды мое или его слово, — кивок в сторону Афони, — для вас закон.
Сказал и пошел, даже не оглянувшись на парней. Но они потянулись за ним, стараясь шагать так же широко и бесшумно.
Афоня замкнул короткую цепочку.
1
Командование бригады и рядовые партизаны — все были довольны действиями роты Каргина в том бою: и задачу по обороне она успешно выполнила, и только двенадцать своих бойцов потеряла убитыми и двадцать семь — ранеными, хотя билась с фашистами сутки; и отошла так ловко, что враг прозевал этот момент. А бросился в погоню — сразу напоролся на автоматные очереди; пока опомнился, пока к новой атаке изготовился — перед ним опять никого не оказалось.
Несколько раз так наказывали фашистов за беспечность, за излишний азарт. А потом вдруг исчезли следы партизан, и все тут. И тогда, бросив наугад десятки мин и ранив пулями автоматов и пулеметов многие деревья, фашисты прекратили преследование, вернулись к Заливному Лугу и перечеркнули, обезобразили его глубокими канавами.
Все равно Каргин хмурился, под любым предлогом старался уклониться от разговоров о событиях тех суток: он был недоволен собой как командиром. Да, это он, Каргин, приказал открывать по врагу огонь лишь в тот момент, когда фашисты начнут атаку; захлебывалась вражеская атака — немедленно обрывался огонь роты и такая тишина над линией обороны нависала, что невольно думалось: а не причудились ли недавние взрывы и пальба? Но лес долго хранил запахи сгоревших пороха и взрывчатки.
Да, это он, Каргин, нарочно и с самого начала так вел бой: приучал фашистов к тому, что в этом лесу тишине нельзя верить. И добился желаемого: только утром, когда рота уже давненько снялась со своего рубежа обороны, фашисты повели, и то предельно осторожно, свое последнее в тот день и тоже бесплодное наступление.