Пока перегоняли скотину на баз, стало темнеть. Евграф был особенно внимателен к Леонтию, все уговаривал провести вечер вместе:
— Хочешь, в театр пойдем. Там сегодня Вертинский выступает. «Думают, у меня только песенки. А я выжидаю, когда эти песенки перевоплотятся в молитвы. Когда я смогу входить в храм и молиться ими моей голубой даме», — во как он о себе в газете пишет!..
* * *
Пошли они в ресторан при вокзале. Что же произойдет после совещания в скутовском доме? Когда начнется? Ответы на эти вопросы можно было найти только в людных местах.
Евграф пил разгульно, приглашая к столу встречных и поперечных, затевая ссоры. Леонтий знал это и в то время, как Евграф шумел: «Всех! Всех угощаю!» — спокойно сидел в углу за столиком. Он любил бывать здесь. Отлегала от сердца забота, что пропустишь состав — если шел поезд, здание вокзала ходило ходуном. Леонтий даже дремать мог здесь, уверенный, что в нужный момент проснется.
У двери толпились рабочие-железнодорожники и солдаты. В ресторан их не пускали. Леонтий увидел среди них Афанасия Гаврилова, подошел к нему, спросил:
— Хочешь со мной выпить?
Афанасий отвернулся, как от незнакомого:
— Иди ты…
Леонтий дернул плечами, вернулся к столику.
Впрочем, без компании не обошлось. Вскоре рядом с ними уже сидел помощник начальника станции, а немного позже присоединился и офицер железнодорожной стражи. Пить, правда, они не стали, ограничивались только закуской, но Леонтия это устраивало очень: он не хотел хмелеть. По доносившимся с перрона звукам он понял, что стражники очищают его. Даже офицеров и то просят пройти в вокзал. Это значило, во-первых, что скоро пройдет очень важный поезд и, во-вторых, что на станции он будет стоять. Надо было устраиваться для наблюдений где-то в таком месте, откуда наверняка удалось бы все хорошо рассмотреть, во всем разобраться.
Придумать он ничего не успел. Пришел телеграфист, доложил офицеру-стражнику: поступила телеграмма. Поезд — номер его Леонтий не расслышал — минует станцию без остановки.
Обрадованный офицер вскочил, чтобы идти снимать караулы. Леонтий тоже встал. Поднялся и Евграф:
— Я тебя очень люблю. Давай по рюмашке… И как ее социалисты пьют?..
Но что все-таки делать? Заплатить буфетчику и подремать на диване в одном из кабинетов? Последний раз он уже делал это неделю назад. Повторять слишком часто нельзя. Василий прав. Дело идет не о рывке, не об усилии. Надо устраиваться по-настоящему, в расчете на годы. Столько не пройдет, конечно, но делать надо все основательно. Чтобы запас прочности был.
Он оглядел стол с бутылками, тарелками: его рабочее место! Как он устал! Как все надоело!