Уехала, вкусила, стала. Да только не его штучкой… бизнесмена нашла, тогда только-только первые кооперативы пошли, кооператоры
"подниматься" стали, а её клубникой в январе кормили. Её, воспитанную на строганине. Тем и купили. Купилась.
Сначала время от времени пропадала, редко письма писала, не перезванивала. Объяснял тем, что занята, новую жизнь впитывает.
Потом и вовсе пропала. Гагарин приехал, кинулся разыскивать…
Пряталась, но он нашёл. Клубника со сливками. Ну-ну. Впал в огорчение примерно на год, даже запил. Пил и плакал. Плакал и пил.
Утешая, что вырастил дочку и отправил её во взрослую жизнь. Утешал
Светочкину маму, старую якутку Зою тем, что у Светочки всё нормально. А Светочка села на тяжёлые наркотики, сторчалась. Потом по рукам пошла. Пыталась к Гагарину вернуться, но тот, пару лет спустя, уже выздоровел.
Точнее, окаменел. Словно, надломилось внутри что-то. Зарёкся слабость проявлять. Испугался продолжений. Так и существовал один, выбирая из двух зол меньшее… именно в таком состоянии мы его и находим в Храме Всех Святых после утомительного дежурства.
9.
Мамонтова здоровается и спрашивает про "как дела". А, ну до этого она ещё задаёт традиционный для мобильной связи вопрос – "ты можешь говорить", который Гагарин не замечает: он может говорить всегда.
Потому что если занят, то телефон отключается за ненадобностью.
Рассказать ей про раненного олигарха?
– Да вроде всё нормально, вот с работы иду, с дежурства, есть хочу сильно… – В речи Гагарина избыток придаточных, так как он боится обидеть Мамонтову немногословностью. Чтобы не подумала, что ему говорить не хочется или, скорее всего, что в жизни его ничего существенного не происходит.
– Понятно, – говорит Мамонтова, потому что всё действительно более чем очевидно: идёт человек после работы, усталый, голодный, даже как-то неловко беспокоить. Поэтому Мамонтова берёт гордую паузу.
А Гагарин, человек тактичный, вынужден эту паузу заполнить, ведь молчать по телефону глупо. Тем более по мобильному, придуманному, вообще-то, для разговоров. (7)
– Наверное, нужно зайти в гастроном и пельменей купить, – говорит он.
На самом деле, ему дико неловко произносить эту фразу: покупка пельменей для него, перфекциониста, выглядит поражением в битве с повседневностью, как компромат на холостяцкий образ жизни, неуют и т.д и т.п.
Но Мамонтова конфуза не замечает: у каждого свои мерки ловкости-неловкости, вполне возможно, что покупные пельмени для
Мамонтовой – любимое лакомство (или экзотика) или она вообще считает себя не правой вмешиваться и обсуждать чужой рацион, так как еда – дело интимное и сугубо камерное. Всё-таки в рот продукты берёшь, проглатываешь, они там потом в тебе неизвестно как растворяются, бр-р-р.