– Я же не зритель. Шофер автобуса, он ведь тоже по одному и тому же пути изо дня в день гоняет.
– Не соврал директор. – Он весело посмотрел мне в глаза.
– В смысле?
– Я у Мирона Сергеича спрашивал, хорошо ли ты соображаешь.
– Зачем?
– Скажу зачем. Думаю, что скажу.
Он предложил мне прогуляться. Я все прибрал, запер, погасил свет. Он наблюдал за мной.
Стоял август. Мы шли тихой улицей.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Двадцать.
– Откуда родом?
Я назвал нашу станцию. Он спросил о родителях. Я рассказал об отце и матери.
– Как в Москве очутился?
– Приехал. Сестра позвала. Мне четырнадцать лет было, мне хотелось чего-то еще увидеть кроме станции.
– Встречаешься с сестрой?
– Редко. Она замуж выскочила. У меня тоже жена была. Только мы не расписывались.
– А сейчас ты, выходит, свободный человек?
– В этом смысле да.
Он спросил меня о зарплате, о том, доволен ли я вообще жизнью.
Я сказал, что все меня устраивает: и комната в коммуналке, и зарплата, и погода. Я не из тех, кто недоволен то тем, то этим: то ботинки им жмут, то есть им нечего. Я найду, что есть, если что. И ботинки достану посвободней.
– И в кого ты такой молодец?
– В себя.
– Хорошо, Ваня, – сказал он, вдруг остановившись. Мы были на набережной. С реки потянуло холодом.
Он сказал, чтобы я приходил завтра по такому-то адресу, что с
Мироном Сергеичем все уже обговорено и улажено и что зарплата у меня будет выше.
– Что я должен буду делать?
– Кино крутить.
– Какое?
– Увидишь. Только вопросов лишних не задавай, сам догадаешься, что за кино. А не догадаешься, так, может, и лучше. В любом случае о том, что увидишь, ни звука.
– Отказаться я могу?
– Не можешь.
Я пожалел, что задал последний вопрос.
Это походило на небольшой заводик вроде того, что стоял у нашей станции. Мы любили мальчишками сидеть на его кирпичной стене и смотреть, как тащит вагоны в цех маленький паровоз. Рельсы узкоколейки как будто смазаны черным маслом.
За стеклянными окнами цеха горело пламя. Железо стучало о железо.
Среди ржавых обломков прыгал в траве ржавый воробей.
Здесь стена была и повыше, и обвита колючей проволокой, по которой к тому же шел ток. На проходной стоял вооруженный часовой. Еще один сидел в стеклянной будке. Пропускали строго по документам.
За стеной располагались цеха кинофабрики. Небольшой, но самой настоящей – с актерами, декораторами, монтажерами, звукооператорами, режиссерами… И мной – киномехаником. Правда, вместо сценарного отдела на этой кинофабрике было совсем другое учреждение. И находилось оно в подземном бункере. И чтобы туда попасть, требовался особый пропуск. Говорили, что из бункера по подземному ходу можно уйти из Москвы на север.