– Парень зашиблен, – сказал он.
– У него драматичная история. Спасаясь от погромов, бежал из России, поселился в Париже, бедствовал, был значительным художником.
– Еврей? – разочарованно спросил Зимборов и перелистнул.
– Скорее марсианин, – вяло ответил Охлопков.
– Нет, еврей и на Марсе еврей, – убежденно возразил Зимборов.
Вечером Охлопков отправился на службу. Из зала доносилось все то же:
– Кстати, господин советник, я хотел бы получить с вас плату за сегодняшний визит.
– Хорошо. Сколько?
– …
На улице снег. Жаль, придется отменить прогулки по крыше.
Если уж выпало жить в городе, то хорошо бы – на последнем этаже, в
Глинске – на девятом, но есть города небоскребущие: там – на двадцатом. Почему-то тянет занять господствующую высоту. И ослабить притяжение земли. Кажется, в этом главная идея города.
Свет в зале зажегся, и зрители завертели головами, сомнамбулически начали двигаться, словно слепые котята. Кто-то вопросительно взглянул на него, шевельнул накрашенными губами… Этой девушки не было. Заперев все выходы, он взошел на сценку, приблизился к ящику в углу, поднял крышку: черно-белая клавиатура – это гениально ясно, этот контраст, самый вид клавишей действует освежающе и в чем-то сразу убеждает… Но на самом деле музыка не так ясна и понятна и контрастна. Он надавил на черную клавишу. Странно-глубокий звук. Это похоже на голос? Да, но неизвестно чей. Человеческий? Может быть, но не голосовыми связками и легкими рожденный. Хорошо бы обо всем этом поговорить с лейтенантом. Охлопков оглянулся на пустые ряды, попытался вообразить чувства музыкантов, вытрясающих душу из инструмента на глазах публики, – и вдруг окончательно понял, как своеобычен и глубок опыт лейтенанта.
Около полуночи позвонили. Он отложил журнал, подошел к “конторке” билетерши, снял трубку, взглянул на стеклянную стену фойе: над фонарями и черными деревьями кружился снег – беззвучно, хотя ноябрьский снегопад можно сравнить с клавиатурой, нет?
– Да?
– Добрый вечер. Куда я попал?
– Кинотеатр.
– “Партизанский”?
– Вы угадали.
Короткий смешок. Голос слегка картавящий.
– Надеюсь, я вас не очень потревожил?
– Нет.
– Да ведь вы на службе.
– Разумеется. Но – не автоответчик.
– А ваш автоответчик как раз и не срабатывает. Проверьте.
– Хорошо.
Проверка? кто-то из администрации? но там одни женщины. Вообще сторож не обязан вести телефонные беседы.
– Я, собственно, хотел узнать о программе на следующую неделю.
– Ничем не могу помочь.
– Да?
– Да.
– Странно. – Трубка помолчала, вздохнула. – Нет, я понимаю, я же не сумасшедший. Просто подумалось, что… ну, если логически рассуждать? Служба все равно обязывает бодрствовать.