В косметическом салоне Клуиз провела полдня, предварительно отпустив его на все четыре стороны. Клуиз — друг. Он повертел это в голове, но понятие никак не укладывалось. Книгу он забыл дома, и делать было нечего,
Книга — друг человека, а не женщина, подумал он. И от примитивности пришедшего в голову рассмеялся. Но мозгам нужно было расслабиться: Александр собирался, готовился к новой вещи. И она должна была быть прекрасна.
На следующий день мистер Нилл оставил его для разговора.
— Я хочу сообщить, что вы остаетесь на работе. Я прибавляю вам пятьдесят долларов в неделю, итого — тысяча долларов в месяц. Что не так уж и мало для молодого юноши.
Тогда Александр не повял, почему такая щедрость — на четвертый день работы.
— Взамен я хочу только одну вещь от вас: чтобы вы носили униформу.
Он скривился как от кислого, и джентльмен успел заметить.
— Ничего страшного. Вы выберете и купите себе темные брюки и темную рубашку, какие нравятся, а я оплачу счет. И фуражку. Пиджак в сентябре, пожалуй, не нужен, я понимаю, об этом мы поговорим позже. Возможно, начнете надевать его в ноябре. Я не хочу никаких слухов в школе, что мою дочь привозит на занятия молодой человек, все должно быть по форме.
— И даже голова в фуражке, — пошутил Александр.
Мистер Нилл улыбнулся:
— Я рад, что вы меня поняли.
Он не понял обратной стороны шутки, но Александр решил не растолковывать. Шутить над хозяином — плохое дело. Выиграешь вряд ли, проиграешь — всегда.
Мистер Нилл казался мягковатым только снаружи. Внутри он был кирпич, настоящий булыжник. И скоро, очень скоро Александру предстояло это узнать. Как и многое другое. От чего и у негипертоника закружилась бы голова.
— Помоете машину и можете идти. Александр был уже в дверях, когда его нагнал голос:
— И на будущее: не будьте таким принципиальным, когда кто-то вас хочет накормить. Еда очень важна для американцев!
Он улыбнулся — хорошо это знал.
— К тому же это входит в мои обязанности.
— Я вам благодарен, сэр.
— До свидания.
На сей раз он вышел из двери.
Теперь они ездили в школу каждый день. И по мере увеличения этих странно похожих дней, расписание его жизни установилось.
В восемь он был «уже у них и отказывался от предложенного кофе, который вообще не пил. В восемь пятнадцать они выезжали из дома, безмолвного и, казалось, пустого (кроме слуг). А через полчаса у нее начинались занятия. Отрезок времени между началом и концом занятий он проводил по-разному и иногда должен был звонить матери Юджинии, Клуиз, если накануне она предупреждала его, что собиралась куда-либо ехать и ей нужен шофер. Сцена обнажения ног больше не повторялась, жалованье он получал точно в срок. И часто подсознательно, под самой коркой, взвешивал, что все-таки дороже для него: деньги или ноги. И по-всякому получались ноги (они были сильные и красивые), он был рад этому. Что есть деньги? Дымка, пыль, мишура. Да, но без них — умирают и перестает работать не только подсознание (в котором были ее ноги), но и сознание. Так что приходилось жить сознанием.