Дана остановилась перед дверью в высоком, укрепленном колоннами цоколе и секунду помедлила, чтобы справиться с волнением. Потом подняла дверной молоток в форме лошадиной головы и трижды стукнула в дверь. Спустя мгновение дверь распахнулась, и перед ней оказалась мама в желтых резиновых перчатках и с почерневшей губкой в руке; от губки пахло каким-то мощным очистительным средством. Мать растерянно улыбнулась.
— Дана. Какая приятная неожиданность! А почему ты не вошла через боковую дверь? Разве у тебя нет ключа?
Они коснулись друг друга щеками, и мать постаралась не испачкать Дану сажей. На заднем плане верещал телевизор. Если растрепанный вид Даны и ее вспухшие глаза и говорили сами за себя, мать на это никак не отреагировала. Впрочем, Хиллы никогда не были большими мастерами замечать очевидное, что доказывалось примером двадцатилетней связи ее отца с секретаршей — связи вполне очевидной.
Дана прошла вслед за матерью через нарядную гостиную в кухню. В раздвижные стеклянные двери был виден дворик за домом. Фонтанчик воды из бассейна со змеиным шипением орошал цветы.
— Тебе следовало бы позвонить. — Мать положила губку в раковину, сняла резиновые перчатки и тыльной стороной руки отвела с лица прядь волос, выбившуюся из пучка на затылке. Дверца духовки была открыта, вытащенные конфорки отмокали в раковине. В помещении пахло нашатырем и сильно подгорелыми тостами. — Я как раз плиту чищу, — сказала она.
— Там есть автоматическая чистка, мама, — сказала Дана. Подойдя к стеклянным дверям, она открыла их. Ветерок тронул занавески. — Здесь надо проветрить.
— Ты что, по делам здесь? — Медина находилась на другом берегу озера Вашингтон, всего в пяти милях от центра Сиэтла в восточном направлении, и доехать до нее было легче легкого по одному или другому из двух мостов, но мать всегда говорила об этом как о чрезвычайно утомительном и трудном путешествии.
— Как Молли? Как мой милый ангелочек? — Мать явно нервничала из-за того, что привычное течение дня было нарушено.
— Молли — прекрасно, мама.
Мать распахнула холодильник:
— Дай я тебя чем-нибудь угощу. Стаканчик лимонаду хочешь? У меня индейка есть. А можно разморозить курицу. Я могла бы…
— Мама…
Мать замолчала.
— Я приехала специально, мама.
Мать захлопнула дверцу холодильника.
— Что такое? Что случилось?
— Ты сядь.
Мать нерешительно двинулась к круглому кухонному столу с вазой в самом его центре, полной только что срезанных в саду роз. Она выдвинула стул и села на самый краешек.
— Я с дурной вестью, — сказала Дана и по выражению лица матери поняла, что та услышала в этих словах эхо пятилетней давности — то же самое, что слышала и она, Дана.