Сам Куга так ни одного вопроса мне и не задал.
А если бы задал, то ответов у меня все равно не было бы. Стоило мне начать что-то вспоминать, и я тут же гнал эти воспоминания прочь, отворачивался от них, старался думать только о том, что в данный момент было у меня перед глазами или в руках, только этим и жил. И те, прежние, «воспоминания», или видения, меня совсем не посещали. А если мне что-то и снилось, то, проснувшись, я этих снов уже не помнил.
Свет по утрам теперь отливал старинным золотом, дни стали короче, а ночи – холоднее. Как-то раз «хозяин Кугаманта», сидя напротив меня у нашего небольшого очага, снял губами с палочки небольшую, целиком зажаренную форель, отправил ее в рот, тщательно прожевал, проглотил, вытер руки о голую, покрытую коркой грязи грудь и сообщил:
– Зимой тут ух как холодно! Помрешь ты тут со мной.
Я ничего не ответил. Он знал, о чем говорит.
– Ты дальше иди.
Я долго молчал, потом сказал:
– Некуда мне идти, Куга.
– Есть, есть куда! В лес – вот куда тебе надо! – Он мотнул головой в сторону северных лесов. – В Данеран. В большой лес. Говорят, у Данеранского леса и конца нет. И уж там-то никто за рабами охотиться не станет. Нет-нет. Охотники за рабами туда не суются. Там только лесные люди встречаются. Вот туда тебе и надо идти.
– Там у меня тоже крыши над головой не будет, – сказал я и подбросил в очаг еще кусок коры.
– Нет-нет. Они там славно живут. И крыши у них есть, и стены, и все такое. И кровати, и одеяла. Они меня знают, и я их знаю. Мы с ними друг друга не трогаем. Они меня хорошо знают! Потому и держатся от меня в сторонке. – Куга нахмурился и снова, как обычно, принялся бормотать: «Держатся в сторонке, держатся в сторонке…»
На следующий день он растолкал меня с утра пораньше, выложил на плоский камень у входа в пещеру мое коричневое одеяло, шелковый кошелек, полный монет, вонючую меховую шапку, которую не так давно подарил мне, и сверток с вяленым мясом.
– Ну, давай! – И он кивнул в сторону моих пожитков.
Но я застыл как вкопанный. Лицо Куги помрачнело, стало напряженным.
– Сохрани это для меня, – сказал я, протягивая ему шелковый кошелек.
Он задумчиво пожевал губу, помолчал и спросил:
– Боишься, что тебя из-за него убьют?
Я кивнул.
– Может, и убьют, – сказал он. – Это очень даже может быть. Воры, болтуны… Только и мне эта штуковина совсем ни к чему. Да и где мне ее спрятать-то?
– В коробке с солью, – подсказал я.
Глаза у него гневно вспыхнули.
– А где ты ее видел? – рявкнул он, охваченный неприязненной подозрительностью.
Я пожал плечами.
– Нигде. Я ее так и не сумел найти. По-моему, ее никто бы не нашел.