Так бывает — видишь во сне что-то страшное, оно надвигается на тебя, вот-вот навалится, сомнет, придушит, а ты не можешь убежать, тело оцепенело, не двигается… Наконец, собрав все силы, крикнешь, и проснешься от этого крика, и долго лежишь в темноте, переживая то, что произошло.
Я бил себя кулаком по лбу, щипал руку, хлестал ладонями по щекам, но сон не проходил.
Тогда я понимал, что я все-таки на острове, что надо не дать погаснуть костру, и снова стругал деревяшки, глотал горький дым и дрожал от холода.
Наконец внутри костра нагорело порядочно угольев, они сушили оседающие на них ветки и огонь хоть и не полыхал, но грел.
Я съел две саранки и несколько мидий, потом спохватился и вырезал на календаре еще одну черточку — тринадцатую.
А ведь была у меня когда-то нормальная постель, письменный стол, книжки, уроки в школе. Были отец, лаборант Гриша, Виктор Иванович и Таня. Они и сейчас есть где-то…
Я со злостью отбросил от себя эти мысли. Какой толк мечтать о том, что так далеко!
Сейчас я один на один с островом. Природа вовсе не добренькая и не красивая, как кажется, когда смотришь на нее из окна комнаты или из туристской палатки. Все эти двух-трехдневные походы в тайгу или прогулки за грибами или дикой смородой — игра для детей и для взрослых. Все равно ведь придешь домой в тепло и уют… А вот когда не поход, а по-настоящему… Да еще не знаешь, сколько это настоящее продлится…
Неужели они все-таки решили, что я утонул?
Тогда отец останется совсем один. Трудно будет ему. Трудно человеку приходить в свой дом и знать, что его там никто не ждет. Пусто становится вокруг. И тогда одно утешение — быть полезным другим людям работой, своей головой, своими руками.
Вот и мне теперь надо тоже так.
Если меня никто не ждет, если я сам по себе, то и нужно быть полезным только самому себе. У меня сейчас одно право — драться до конца.
Я поворошил сучья в огне.
Право…
Нам в школе рассказывали о правах человека. Право на труд, право на учебу, право на отдых…
Но все это — когда ты находишься среди людей. А вот если человек один, как я сейчас? Есть ли у него какое-нибудь право и что это за право? Что мне нужно завоевать? Остров? А для чего он мне? Разве чтобы прокормиться — копать саранки, добывать мидий, пить воду из источников. Это для того, чтобы жить. Значит, мне природой дано право на жизнь. И природа может у меня отнять это право. Очень просто — запустит вот так дождь дней на десять, и я отдам концы от голода и холода. Выходит, и здесь мне право на жизнь надо завоевывать. У острова. У дождя. У этих деревьев.