На Берег Левого Борта я отправился на восемнадцатый день. До этого еще ни разу не заходил за Правые Скалы — дорога туда была тяжелее, чем на Берег Правого Борта.
Я испек три десятка яиц, навялил несколько горстей кизила, отобрал крупные саранки. Все это завернул в кусок полиэтилена, который сложил пакетом и к углам привязал лямки из шнурков. Вышло что-то наподобие вещевого мешка — его можно было нести за спиной. В этот же пакет засунул огневой инструмент. К поясу шнуром привязал бутылку с водой.
Сразу же, в самом начале пути пришлось перелезать через каменный завал. Потом начался спуск по валунам до самых Правых Скал. Идти приходилось медленно и все время смотреть под ноги. Некоторые камни шатались, и при неосторожном шаге я мог сверзиться с высоты прямо в бухту. Я захватил с собою кирку, она мне здорово мешала, но оставить ее где-нибудь в расщелине я не хотел — могла понадобиться при заготовке сушняка.
Я никак не мог понять, почему этот берег такой крутой. Потом, наконец, сообразил. Остров представлял собою сопку, погруженную в море. Вернее — вершину большой сопки. Один скат, опускавшийся к Бухте Кормы, был пологим. Другой, тот, по которому я сейчас шел, круто падал в море.
За Правыми Скалами берег резко повышался. На нем почти не было никаких трав, зато не было и камней, по которым так трудно ходить у меня, в Бухте Кормы. Почва состояла из плотно слежавшегося темно-серого щебня, под которым — когда я копнул его киркой — оказалась настоящая земля.
Поднимаясь, я снова почувствовал слабость и несколько раз присел отдохнуть. Там, на материке, я мог без передыха взобраться на любую сопку. А здесь… Ноги противно вздрагивали, голова кружилась, я ловил ртом воздух.
Впереди, на крутизне, стояли большие лиственницы. Я видел их толстые корни, вцепившиеся в почву, слышал их запах, смолистый, терпкий. Хотелось скорее к ним, полежать под ветерком у их стволов, посмотреть на запад. Почему-то казалось, что оттуда я увижу берег материка.
Примерно через час я добрался до первой. Свалил свою котомку у ствола и сам свалился рядом с ней.
Передо мной открывался огромный полукруг моря. Точно такой же серый, кое-где подернутый рябью зыби, как в Бухте Кормы. Никакого материка не было и в помине. Только в левой стороне на фоне неба опять туманно рисовались три зуба какого-то острова.