— Я тебе говорю, держим диспетчерскую башню, у основного посадочного места. Что? Да не знаю я, бой идет! Три планетарные машины сожгли, осталось еще четыре, по моим подсчетам, и до двух сотен пехоты. Сколько нас? Было двадцать три человека, сейчас не могу точно доложить, повторяю, идет бой! Нам поддержка нужна, мать вашу, докладывать я буду потом. Что? «Хоплит»? Его засыпало, сейчас, по-моему, на нем стоят два верхних этажа башни.
На несколько секунд в монологе Дугласа наступила пауза, а потом вновь послышался его голос, злой, надломленный:
— Спускай, что можешь! Наплюй ты на устав, гробани это посадочное место к чертям собачьим, чтобы мы знали — если подохнем, то не зря!.. Не дай им сесть на наши головы, слышишь?!.. Орбитальной бомбой в это блюдечко!.. Да, я отвечу! И тебе и остальным!..
Дальше слушать крик взводного у Антона не было ни сил, ни желания, ни времени. Пошатываясь, он подошел к развороченному бетонному брустверу, почти упал на него, опираясь локтями о выщербленный бетон, и начал стрелять по перебегающим внизу фигуркам.
Пока он валялся без сознания, «Хоплит», которого, по словам Дугласа, завалило в холле первого этажа, успел снести башню еще одной БПМ, и три оставшиеся планетарные машины, огрызаясь огнем, теперь отползали назад, за изгиб бетонной чаши стартопосадочного поля.
Под прикрытием длинных лающих очередей их башенных орудий на площадь перед диспетчерской высыпало около полусотни фигурок. Они бежали, стреляя на ходу, а засевшие в дымящем терминале поддерживали их плотным огнем, от которого на всех этажах башни повисли плотные облака едкой бетонной пыли. Пули секли стены, как хлещущий наискось проливной дождь, ответный огонь практически отсутствовал — в таком аду трудно заставить себя оторваться от пола, поднять голову навстречу летящему в тебя свинцу…
…Боковым зрением Полынин видел, как огрызаются короткими хоботками огня несколько окон на втором этаже здания, рядом с ним, матерясь, длинными очередями стрелял Паша, распластавшись в выбоине, которую проделал в их укреплении снаряд, выпущенный БПМ.
В голове стоял шум, из-за которого путались мысли, чувство страха истончилось, оно тоже тонуло в этом общем недомогании.
У Антона опять кончились патроны.
Вслепую он пошарил рукой по сторонам, но под разбитые в кровь пальцы попадался лишь острый бетонный щебень. Движения после контузии были вялыми, замедленными, в голове застряла мысль: конец…
У Сытникова тоже кончились патроны, и он начал отползать назад, к распечатанному кофру, но там еще предстояло повозиться, снаряжая пустой магазин.