Джамалудин резко вскочил.
– Как ты заступаешься за них! – закричал Джамалудин, – нет, ты только посмотри, как ты разеваешь рот, так ты только и делаешь, что жалеешь их! Мои люди у тебя – убийцы, для меня у тебя доброго слова нет, а как кто шарится в горах да взрывает ментов, – так ты сразу плачешь над ним, как Би-би-си! Ты федерал или кто, а?
– Я не об этом, – сказал Кирилл.
– А о чем?
Белые сильные пальцы ухватили его за пиджак.
– А о чем? Ты предлагаешь мне помириться с Булавди? С человеком, который приговорил мой род? И только потому, что какой-то мальчишка может умереть? Мне-то что?!
Жуткая улыбка скривила рот Джамала, и он проговорил:
– Подумай, Кирилл. Даже если бы я считал, что Булавди не убивал брата, неужели я когда-нибудь кому-нибудь дам понять, что я так считаю? До тех пор, пока не поквитаюсь с убийцей?
Дух захватило у Кирилла. Черные глаза смотрели ему прямо в душу, и в глубине этих черных глаз плавали багровые огоньки, похожие на пятнышки оптического прицела. Это был совсем не тот Джамал. Не бесстрашный полевой командир. Не фанатик, бросившийся на Красный Склон, не задумываясь о смерти. Не осиротевший волк, раздавленный горем после смерти Заура, и даже не разумный, дельный хозяин унаследованного им удела. Этот человек поставил на карту все, – чтобы получить сторицей, или пулю в лоб. И не только жизнь Алихана, но и самого Кирилла ничего не значили для этого человека, как для него никогда не значила ничья жизнь. «Неужели я кому-нибудь дам понять, что я не считаю Булавди убийцей?»
Кого же ты считаешь убийцей, Джамал?
– Иди, – сказал Джамалудин, – и если я узнаю, что ты… Не думай, что ты можешь играть в эту игру, если ты научился стрелять по ржавым «жигулям».
Кирилл вышел.
Его сын был обречен.
Весной, когда ледяная кора потекла с гор во взбухшие реки, когда на оттаявшем черноземе клумб возле частных особняков расцвели сиреневые и белые крокусы, а на склонах гор из-под прелой листвы вылезла сочная жирная черемша, которую можно жарить с маслом и без масла, а можно есть прямо в лесу, если голоден, – весной в республике начали убивать ментов.
Первый «газик» расстреляли через три дня после открытия фонтана. Кирилл ехал на встречу с какой-то московской комиссией и услышал новость по телевизору, вделанному в черную панель рядом со спутниковым телефоном и мини-баром.
В «газике» было четверо ментов, но не сотрудников АТЦ, а так, постовых, и ментов просто подождали у магазина, да и изрешетили в два автомата в упор. Четверо ментов – это было густо. Четырех ментов в республике давно не убивали.