– Он мэр Бештоя и заместитель председателя правительства, – ответил Кирилл.
– А какие отношения были у Джамалудина и его покойного брата?
– Такие же, как между моей правой щекой и левой.
– Они не ссорились?
– Никогда.
– Насколько мы выяснили, накануне гибели Заура Ахмедовича Джамалудин Ахмедович демонстративно покинул ресторан, где гулял его брат. Разве этому не предшествовала ссора?
Кирилл сглотнул. Он слишком хорошо помнил, что случилось в ту ночь. Никогда в жизни не приходило ему в голову, что он будет отмазывать Джамала от убийства двух девушек, которым выстрелили в затылок из «стечкина».
– Нет.
– Ну что ж, – распишитесь и идите, – сказал следователь.
Из принтера вылезло два листа бумаги.
Кирилл взял их и прочел: «Отношения между президентом республики и его младшим братом были очень плохие. Заур Кемиров являлся твердым сторонником российской государственности, Джамалудин презрительно относился к России и проявлял себя исламским фанатиком. Накануне гибели Заура между ними произошла крупная ссора. После смерти брата Джамалудин Кемиров унаследовал его имущество и всю власть в республике».
Кирилл почувствовал, как краснеет от бешенства.
– Где здесь хоть слово, которое я сказал? – спросил Водров.
– Все как вы сказали, – отозвался Пиеманис.
Внутри Кирилла что-то хрустнуло. Рука его сама рванулась под пиджак, и в следующую секунду «макаров» в руке Кирилла уперся следаку в лоб. Сухо щелкнул предохранитель.
– Ты, сукин сын, – сказал Кирилл, – ты у меня сейчас сожрешь эту блевотину. И если ты еще раз напишешь что-то подобное, не думай, что ты спрячешься за начальством! Ты ответишь за это лично, понял? За каждую строчку, которую написал! Ты у меня дни будешь считать до ответа! Жить – и считать!
Кирилл вбросил пистолет в карман пиджака, повернулся и вышел.
Он пришел в себя только во дворе прокуратуры. Он шел из стеклянных челюстей к караульной будке, и его прошиб холодный пот, и кости в ногах вдруг растаяли, как сахар, брошенный в кипяток. Когда он подавал пропуск на входе, он вспомнил, что следователь не поставил ему отметку на пропуске, и ему представилось несомненным, что вот сейчас во двор выбежит группа захвата, и человек в камуфляже и шлеме-сфере заорет: «Стоять!»
Он отмочил самую большую глупость, какую только мог. Он пронес оружие в здание Генпрокуратуры. Он вытащил его в кабинете, который прослушивался. И, кстати, это оружие не было зарегистрировано в Москве; он вообще не имел права таскать этот ствол иначе, кроме как в Торби-кале.
Толстый сержант козырнул ему, отдавая паспорт, рамка зазвенела, пока он шел через нее к свободе, и черный бронированный «мерс» Кирилла уже выворачивался со стоянки, завидев своего шефа.