Оказалось — на всех судах Соединенного флота сухари подмокли, солонина взбухла, вода протухла. На кораблях кильской эскадры было чуточку лучше. Грейг винил скоростроеные суда из мокрого леса с мокрыми же трюмами. Баглир, замечая, что порох-то сухой, клял нераспорядительность молодого адмирала. Виноваты, разумеется, были оба. В том, что не усмотрели, и взяли с собой продукты, выделенные со складов, и проверили только качество. А не сроки хранения. Интенданты же подсунули самое залежалое. И не потому, что воры или изверги, а из рациональности. Иначе же через месяц списывать. А пока морячки еще схарчат… Про срок первого русского дальнего плавания не подумали.
Пока корабли шли от Кронштадта до Киля, пока ждали открытия канала, задержавшегося на две недели — срок и вышел. А тут неудобные условия, сырость и качка. От салютных залпов кое-где появились слабые течи. Не такие, чтобы корабль потонул. Но сухари подмочить хватило.
На флаг-транспорте десанта взвился флажный сигнал.
Чтоб проплыть хоть полпути,
Надо в Англию зайти
— Суворов прав. Только у нас казны не хватит столько припасов купить, чтобы до Турции хватило, — просветленно сказал Грейг, отпуская Баглира, — а он что, всегда стихами объясняется?
— Всегда. Только иногда верлибром, — улыбнулся тот, — а насчет всего пути не беспокойтесь. Я отправлю эстафету, и в Бордо нас будут ждать достаточные средства. Как видите, и от меня есть польза эскадре. Придется нам идти вперед перебежками.
Плимут встретил русскую эскадру отчужденно. Англичане с высоких палуб восьмидесятипушечников косились вниз, на русских сразу и презрительно, и слегка опасливо. Особенным позором был салют. Точнее, полное отсутствие такового в ответ на русское приветствие. Но продать воду и провиант англичане согласились. И с грубостью было решено смириться.
— Это как между волками, — заметил Баглир, — те тоже — кто слабее, подставляет шею, и его не трогают. Мы сильные, но сейчас именно зашелудивели.
— Когда-то смысл был именно таким, — согласился Грейг, — когда пушки заряжали по часу, корабль, первым отдавший салют, становился беспомощным. Теперь остался только символ…
Баглир сходил на берег — размять ноги. По незнанию языка — вместе со штабным офицером Грейга. Помалу выбрались из портовых районов на пристойные улочки. Навстречу прогуливались джентльмены, кланяясь знакомым подчеркнуто мимо русских. Некоторые с интересом косились на маску двуликого Януса. Пристрастие Тембенчинского именно к этому виду маскировки на Западе было уже хорошо известно. Когда Баглир проходил мимо колониальной лавки, из нее вышла миловидная молодая женщина. Впрочем, на его вкус все люди были весьма симпатичными существами. И по англичанке скользнул благожелательно-безразличный взгляд существа иного вида. И остановился на длинном ярко-красном пере, украшающем довольно скромную шляпку. Пере из крыла лаинца.