Мистер Поллит неуклюже слез в трюм, держась обеими руками за края трапа и оставляя на них кровавые отпечатки. Корабельным врачом он стал в солидном тридцатилетнем возрасте, отчего-то разочаровавшись в сухопутной карьере, и был совсем не моряк. Команда, однако, любила добродушного доктора, хотя оперировал он не всегда твердой рукой.
— Да, сэр? — И тут Поллит увидел яйцо. — Боже правый!
— Драконье, не так ли? — спросил Лоуренс, стараясь не слишком выказывать свое торжество.
— Безусловно, капитан. Это по одной только величине видно. — Врач вытер руки о фартук и снял сверху еще немного соломы. — Смотрите, оно совсем твердое. Не знаю, что они себе думали, находясь так далеко от земли.
Эти слова не внушали особой бодрости.
— Твердое? — резко повторил Лоуренс. — Что это значит?
— Да то, что детеныш вот-вот вылупится. Для пущей уверенности мне надо заглянуть в книги, но в «Бестиарии» Бадка, насколько я помню, сказано: когда скорлупа затвердеет полностью, выхода следует ждать примерно через неделю. Великолепный экземпляр! Пойду принесу свою мерную ленту.
Он поспешил прочь, а Лоуренс, став вплотную к Гиббсу и Райли, проговорил тихо, чтобы никто другой не услышал:
— До Мадейры нам даже с попутным ветром идти три недели, так?
— В лучшем случае, сэр, — кивнул Гиббс.
— Ума не приложу, как их занесло сюда с таким грузом, — сказал Райли. — Что вы намерены предпринять, сэр?
Первоначальная радость Лоуренса постепенно переходила в испуг. Он тупо смотрел на яйцо, которое даже при тусклом свете фонаря излучало теплое мраморное сияние.
— Будь я проклят, Том, если знаю. Для начала, пожалуй, верну шпагу французскому капитану: теперь я понимаю, за что он так дрался.
Впрочем, Лоуренс, конечно же, знал, что делать. Сложившаяся ситуация позволяла принять только одно, хотя и малоприятное решение. Он наблюдал за переносом ящика на «Надежный» — единственный мрачный человек среди общего веселья, не считая французских офицеров. Он позволил им свободно передвигаться по шканцам, и французы следили за процедурой оттуда. Все англичане, не занятые делом, многозначительно ухмылялись и подталкивали друг друга, давая бесчисленные советы потным носильщикам.
Яйцо благополучно переместили на палубу английского корабля, и Лоуренс простился с Гиббсом.
— Пленных я оставляю с вами, чтобы не натворили глупостей, пытаясь отбить яйцо. Старайтесь по возможности не отставать от нас. Если все-таки придется расстаться, встретимся на Мадейре. От всего сердца поздравляю вас, капитан. — Лоуренс потряс руку первому лейтенанту.
— Благодарю вас, сэр. Я стольким обязан… — Но красноречие, которое никогда не было сильной стороной Гиббса, изменило ему окончательно — он только и мог, что улыбаться Лоуренсу и всему остальному миру, столь щедро его одарившему.