– У вас царапины, – тихо сказала Игла. Он непроизвольно прикрыл расцарапанную щеку, напоминание о глупой неудаче в банях.
– А я вся избитая. На меня смотреть неприятно, да? Я и без того некрасивая. Зачем же вы так смотрите?
Грин виновато моргнул, но взгляда не отвел. Она сейчас вовсе не казалась ему некрасивой, хоть синева на скуле проступала все заметней. Удивительно, что это лицо раньше казалось ему неживым, высохшим. Оно было полно жизни и чувства, и насчет цвета вышла ошибка: он у Иглы получался не холодно-серый, а теплый, с отливом в бирюзу. Бирюзовыми оказались и глаза, которые, оказывается, обладали пугающим свойством – вытягивать из Гриновой души на поверхность давно забытую, безвозвратно поблекшую лазурь.
Пальцам, все еще прижатым к ее коже, вдруг сделалось горячо. Грин хотел отдернуть их, но не смог. А Игла накрыла его руку своей. От этого прикосновения оба вздрогнули.
– Это невозможно… Я дала себе клятву… Совсем лишнее… Сейчас, сейчас пройдет…, – бессвязно забормотала она.
– Да, лишнее. Совсем, – горячо согласился он. Порывисто наклонился, припал к ее распухшим губам и ощутил языком привкус крови…
Перед тем, как уйти, остановились на пороге, чтобы навсегда запомнить странное место, где произошло то, чему Грин боялся дать название.
Опрокинутое кресло. Завернувшийся край ковра. Три окровавленных тела. Резкий запах керосина и едва уловимый – пороха.
Игла сказала неожиданное. Такое, что Грин вздрогнул.
– Если будет ребенок… Каким он получится после этого?
Грин зажег спичку и бросил на пол. Веселый огонек синей змейкой побежал через гостиную.
Выла ночь. Тихо.
Все кроме Емели, шелестевшего страницами в кабинете, спали.
Грин сидел в спальне возле кровати, смотрел на Иглу. Она дышала ровно, глубоко, иногда улыбаясь чему-то во сне.
Уйти было нельзя – она крепко держала его за руку.
Он сидел так час и десять минут. Четыре тысячи двести семнадцать ударов сердца.
После того, что было, домой ее отпускать не следовало. Грин привел Иглу на конспиративную квартиру. Весь вечер она молчала, в разговорах не участвовала, только улыбалась мягкой, прежде не бывалой улыбкой. Раньше, до сегодняшнего дня, он вообще не видел, чтобы она улыбалась.
Потом стали укладываться. Парни расположились на полу в гостиной, спальню уступили женщине. Грин сказал, что будет заканчивать приготовление взрывчатой смеси.
Зашел к Игле. Она взяла его за руку. Долго лежала и смотрела. Молчали.
Когда заговорила, то коротко и опять про неожиданное.
– Мы с тобой, как две жирафы. – И тихонько рассмеялась.
– Почему жирафы? – сдвинул он брови, не понимая.