Фонс оказался добрым другом для несчастной женщины, которую днем и ночью преследовал образ ее убитого возлюбленного. Павшая духом, лишившаяся здоровья и красоты, которые были разрушены грехами юности и злом, что она причинила другим, Кейт была обречена, о чем сообщил Фонсу приглашенный врач. На ней уже лежала печать смерти. Дни ее были сочтены.
– Если ее оставить в Лондоне, она вряд ли переживет зиму, – сказал он Фонсу. – Я бы рекомендовал вывезти ее в Борнмут или Вентнор. Лучше – Вентнор и она протянет зиму, а может быть, и лето. Но инъекции морфия надо прекратить.
– Сделаю все, что в моих силах, – ответил Фонс, – но я человек занятой и она мне не родственница. Я только не хочу, чтобы она умерла, как собака, без единого друга возле нее.
– Она была замечательно красива, – сказал сочувственно врач, – и можно только пожалеть, что и жизнь, и красота были растрачены зря.
Фонс нанял Бетси, добрую служанку «за все» из меблированных комнат, чтобы ухаживать за миссис Рэндалл и снял для них домик в Вентноре, недалеко от больницы для туберкулезных, и в этой прекрасной местности, на берегу голубых вод, Кейт Делмейн прожила лето и осень, после того, как Болиско казнили. Фонс навещал ее иногда, когда дела приводили его в Портсмут или Саутхэмптон, чтобы убедиться, что о ней заботятся как следует.
После суда в Винчестере он обнаружил, что она сидит почти без гроша, так как последнюю пятифунтовую бумажку ей пришлось уплатить адвокату, который защищал Болиско и теперь Фонс тратил деньги, щедро подаренные ему леди Перивейл, чтобы Кейт Делмейн ни в чем не нуждалась. «В конце концов это благодаря Кейт я так легко распутал то дело, – сказал он себе, – и будет лишь справедливо, если она воспользуется щедротами моей клиентки».
Конец пришел вместе с ноябрьскими туманами, окутавшими пролив, когда в саду стали опадать последние розы. То был мирный конец, не лишенный религиозного утешения, так как хозяйка дома, где жила миссис Рэндалл, была доброй христианкой и часто выполняла поручения священника по делам прихода, а он тоже был великодушен и способен понять, как может быть удручено сердце женщины, даже той женщины, чья жизнь была лишена каких-либо благих влияний.
– Вы были мне добрым другом, Фонс, – сказала она незадолго до смерти, когда его спешно вызвали, чтобы он мог проститься с ней. – И если бы я знала такого разумного, хорошего человека лет десять тому назад, я сама, может быть, была бы лучше. Но и у меня было кое-что хорошее в жизни. Немного женщин на свете, которые живут так, как хотят, и которых так обожают, как обожал меня бедняга Тони. Немного на свете женщин, которых любят так же верно и нежно, как любил меня Дик Рэннок, несмотря на все его недостатки. Да, он нечестно играл в карты, – пробормотала она, начиная бредить, – но он был настоящий джентльмен, до кончиков ногтей. Спаси, Христос, его душу.