И тогда Настя влюбилась. В одного из гонщиков. С первого взгляда. Гонщик был не против, но его подруга-модель в это время работала в Штатах, и он не хотел, чтобы с помощью прессы за океан просочились порочащие его снимки. Подруга была не просто моделью, а дочкой известного человека, владельца автоконцерна, и они собирались пожениться.
Но и от хрупкой Насти с ее отчаянной русской любовью гонщик не смог отказаться. На людях они вели себя как знакомые. Встречались в доме какого-то друга — приезжали порознь на чужих машинах. Гонщик не скрывал, что ему нужен только секс, а Настя готова была ползать за ним на брюхе и на всякий случай просить прощения — за все.
Наконец Римма отловила ее и заперла у себя в доме. Настя буянила. Била вазы. Пыталась выпрыгнуть из окна. Рыдала так, что закладывало уши.
— Ему же на тебя наплевать, — сообщила ей Римма. — К чему все это?
— Я… — всхлип. — Его… — очередной поток слез. — Люблю… — подвывала Настя.
— Как ты можешь! — расстроилась Римма. — Это же совершенно бессмысленно!
— Не знаю, так получается! — закричала Настя. — Чувствам не прикажешь! Не знаю!
— Детка… — Римма обняла ее. — Это нелепо. Зачем так унижаться? Пойми, даже если он бросит Софию, ничего не изменится. Он будет любить себя, а ты будешь любить его.
— Прекрасно! — буркнула Настя.
— Ну, нет! — расхохоталась Римма. — Пройдет время, и он бросит тебя.
— И что мне делать?! — Настя приложила руки к груди.
— Надо любить себя, — посоветовала Римма. — Когда ты любишь себя, все это чувствуют. Они думают: ну, если она так к себе относится, наверное, для этого есть основания. Ты — загадка. Никто не понимает, что же в тебе такого, за что ты так себя ценишь. А если мужчина знает, что себя ты в любом случае любишь больше его, он тебя ни за что не бросит. У него не получится тебя покорить. Ты же в курсе, что все мужчины в душе — ковбои?
— В каком смысле? — пустив слезу, улыбнулась Настя.
— Для них женщина — что-то вроде лошади, которую следует объездить и спрятать в стойле. Это инстинкт.
— Глупость какая! — усмехнулась Настя.
— Ладно, бог с ними, с ковбоями! — Римма взяла ее за руки. — Но я говорю тебе — надо любить себя и ценить. Выше, чем окружающие. Видела Монику?
Моника была девицей лет тридцати пяти, с девичьей фигурой, немного лошадиным лицом, довольно длинным носом и близко посаженными глазами. Не то что не красавица: лишний миллиметр на носу — стала бы уродиной.
— Четыре брака, восемьдесят миллионов долларов алиментов, — пояснила Римма про Монику. — Дом в Довилле, дом в Марбелью, дом в Лос-Анджелесе, яхта.