— Может, она хороший человек… — опять всхлипнула Настя.
— Ну, она упустила возможность это доказать! — хохотнула Римма. — Человек как человек. А ты, со своей русской жертвенностью, плохой человек, потому что себя не любишь. Моника, может, и переспала бы с этим твоим гонщиком, но он бы уже бросил свою модель и купил Монике лучший автомобиль.
— Почему?! — запротестовала Настя.
— Потому, что она знает себе цену! — отрезала Римма, которой уже надоел этот разговор. — И потому, что она живет сегодняшним днем! Учись жить сейчас, а не заглядывать в будущее, о котором ты все равно ничего не знаешь!
Настя рыдала еще неделю. Оплакивала прошлую жизнь и пыталась начать новую — такую, где не надо было бы убеждать кого-то, что ее можно любить.
Раньше ей казалось, что есть три возможности найти счастье — любить до изнеможения, отдавая всю себя; быть коварной эгоисткой, ходить по трупам или же плюнуть на все эти сантименты и встречаться с мужчинами от случая к случаю, без особенных чувств — секс, немного общения, независимость.
Но Римма заставила ее все это переосмыслить. А что, если действительно есть иной способ быть счастливой? Ты любишь себя, к тебе стекаются поклонники, ты выбираешь того, кто может тебя осчастливить, наслаждаешься, но любовь к себе не дает тебе впасть в наркотическую зависимость от этого человека, не поглощает, оставляет свободной? Ты не циник, ты просто живешь ради себя, а не ради того, чтобы некий Он все-таки освоил нехитрую науку вытирать о тебя ноги и бросил бы тогда, когда ты решила бы, что счастье в твоих крепких объятиях?
Настя отрыдала свое и начала, как ей казалось, новую жизнь. Но вытравить из себя жертву оказалось ох как непросто.
Тот же Боря. Она любила себя, честное слово. Но поставила не на ту лошадку — Боря любил себя еще больше. Как ни крути, трудно угадать, куда повернет жизнь.
И все-таки Римма была в нее влюблена. Настя знала — у той были женщины. Иногда, под настроение, и вообще она каждый месяц меняла любовников — друзья называли очередного «Мистер Ноябрь», «Мистер Июнь», любила мужчин, признавала только настоящее, гетеросексуальное удовольствие, и женщины у нее были какие-то декоративные, для эпатажа, но Настя, давно расширившая горизонты, понимала — это чуть больше, чем дружба. Она не знала, чем обаяла эгоистичную Римму, но, видимо, что-то нашлось в ней такое, особенное.
Иногда Римма дарила ей украшения — с барского плеча, и Настя никогда не отказывалась — забыла уже, что такое отказывать себе в удовольствиях. Правда, Насте часто казалось, что подруга жалеет о приступах щедрости, но это ее не очень беспокоило.