— Успокойтесь, вы оба! — приказал Каллиадес. — Куда ты направлялась? — спросил он женщину.
— В Киос.
— У тебя там семья?
— Нет. У меня были ценные вещи в лодке, драгоценности и золотые безделушки. Я надеялась пересесть на корабль до Трои. Пираты захватили все. И даже больше.
Женщина потерла лицо, стирая засохшую кровь.
— Недалеко от пещеры есть река, — сказал Каллиадес. — Ты могла бы умыть лицо там.
Она помедлила; услышав его слова, она, казалось, немного расслабилась.
— Значит, я не ваша пленница?
— Нет. Ты вольна делать все, что тебе угодно.
Женщина пристально посмотрела на Каллиадеса, затем на Банокла.
— И вы не собираетесь сделать меня своей рабыней или продать другим мужчинам?
— Нет, — успокоил ее Каллиадес.
Казалось, это подействовало, но она все равно продолжала крепко сжимать кинжал.
— Если то, что вы говорите, правда, мне следует… поблагодарить вас обоих, — произнесла она с трудом.
— О, меня не благодари, — возразил Банокл. — Я бы позволил тебе умереть.
Каллиадес задремал у входа в пещеру, прислонившись головой к каменной стене. Банокл громко храпел и иногда бормотал во сне.
Перед рассветом молодой воин покинул пещеру и пошел к реке. Встав на колени на берегу, он обмыл лицо, затем пробежал влажными пальцами по своим коротко подстриженным черным волосам.
Из пещеры вышла женщина. Она тоже спустилась к реке. Высокая и изящная, она шла с гордо поднятой головой, ее движения были грациозными, как у критской танцовщицы. «Она не беглая рабыня», — понял Каллиадес. Рабы привыкли ходить с опущенными головами, их осанка выражала покорность. Он молча наблюдал, как женщина смывала засохшую кровь с лица и рук. Ее лицо все еще было распухшим, под глазами залегли синяки. «Даже если бы не это, эту женщину вряд ли можно было назвать хорошенькой», — подумал воин. Черты ее лица были непропорциональными, брови густыми, а нос слишком выступающим. Это было суровое лицо, на котором даже в лучшие времена смех был редким гостем.
Умывшись, она подняла кинжал. На секунду Каллиадесу показалось, что женщина собирается перерезать себе горло. Но она схватила прядь своих волос и перерезала ее кинжалом. Воин молча сидел, пока она продолжала кромсать свои волосы, бросая их на камни. Каллиадес был заинтригован. На ее лице не было и следа гнева — вообще никакого выражения. Закончив, женщина наклонилась вперед и стряхнула с головы остатки отрезанных волос.
Наконец она вышла из реки и села чуть поодаль.
— Было не очень разумно с твоей стороны помогать мне, — сказала она.
— Я не очень разумный человек.