— Мы могли бы остаться, потому что мы пассажиры, мы не знали конечной цели нашего пути. Поэтому мы могли бы сделать это место конечной целью нашего путешествия, а это означает, что нам не придется сражаться вместе с Одиссеем против пиратов. Как это звучит?
Банокл выглядел угрюмым.
— Все еще звучит трусливо. — Он посмотрел вверх. — Куда пошла эта свинья?
Каллиадес обернулся и увидел, как свинья в желтом плаще отошла от костра и начала подниматься по горной тропе. Одиссея не было видно, а другие цари расположились возле огня.
— Никогда не думал, что увижу, как царь рискует жизнью ради свиньи, — сказал великан. — Это не имеет смысла.
— И для меня. Но я был рад, когда свинья оказалась на берегу.
— Почему? — спросил Банокл удивленно. Молодой воин пожал плечами.
— Я не знаю. Она не должна была проплыть такое расстояние. Только храбрость — и беспокойное море — помогли ей добраться до бухты.
— Храбрая свинья? — презрительно усмехнулся великан. — Ты думаешь, что ее мясо отличается на вкус?
— Сомневаюсь, что мы это выясним. Одиссей, похоже, убьет любого, кто попытается причинить вред животному.
— Генни почти на вершине скалы.
— Давай, пусть пастух вернет ее обратно в лагерь.
— Иди ты. Я устал, мне здесь неплохо.
— Ты разбираешься в свиньях — или так говоришь. И я сомневаюсь, что смогу один заставить ее вернуться назад.
Банокл с трудом встал на ноги.
— Я мог бы выбрать Эрутроса в качестве своего побратима, — сказал он.
— Ты меня дурачишь.
— Он бы не стал заставлять брата возвращать пропавшую свинью.
— Эрутрос мертв. Если бы у него был выбор, держу пари, он бы предпочел охотиться за свиньей, чем идти по Темной дороге.
— В твоих словах есть правда, — согласился великан.
Глава 8
Хозяин золотой лжи
Банокл все еще ворчал, когда они карабкались по горной тропе, но Каллиадес не слушал его. Его тревожили мысли о Пирии. Великан был прав. Она действительно нравилась ему. Было что-то в этой высокой, изящной женщине, что глубоко трогало его. Она была сильной, гордой и дерзкой, но больше всего его привлекало ее одиночество, и микенец чувствовал в ней родственную душу.
Тогда почему за ее голову назначена такая цена? Он уже знал, что она не рабыня, но беглянка. Одиссей сказал, что награда, назначенная за нее, во много раз превышает награду за него и Банокла. Если это правда, то ее должен был назначить богатый царь. И она не смогла бы далеко уплыть на этой маленькой лодке. Каллиадес подумал о землях и больших островах по дороге. Одиссей был царем Итаки и близлежащих островов, а Нестор — хозяином Пилоса. На материке дальше к западу лежала Спарта, но ею правил Менелай, брат Агамемнона, который пока был неженат. И она, конечно, не смогла приплыть оттуда. Идоменей, царь Крита, был теперь здесь, и, очевидно, он ничего не знал о беглой женщине. Если бы это было не так, он бы узнал Пирию, когда проходил мимо нее к костру.