Но сейчас Эльдон не двигался. Сейчас он ощущал себя измученным, словно потерпевший кораблекрушение.
– Извини, – пробормотал он.
– Кто из нас виноват? – спросила Изабель, повернувшись на бок. – Смотри на меня!
Положив руку ему на щеку, она приблизила его лицо к своему, глядя ему прямо в глаза.
– Я виновата?
– Нет.
– Правда?
До сих пор Изабель никогда не думала о своих детях как о взрослых людях, не представляла, какой бы могла быть их взрослая жизнь. Для нее они навсегда остались младенцами. Она приготовила для них комнату. Они жили внутри ее, и она радовалась этому. Но как только им приходило время появиться на свет и занять место уже не в ее теле, а в ее жизни, они без следа исчезали, скрывались в небытии.
– Нет, – повторил Эльдон слабеющим голосом, словно выражая их общую неуверенность в этом.
Изабель выбралась из постели. Язычок пламени в керосиновой лампе трепетал в такт ее дыханию. Ее платье лежало на полу скомканной тряпкой. Она натянула его.
– Я ничего не хотел сказать, – прошептал Эльдон.
Изабель не обернулась. Мысли Эльдона уже унеслись от нее к Энни Фелан. Изабель почувствовала это и пришла в ярость.
– Держись от Энни Фелан подальше, – сказала Изабель.
– Что?
– Я требую, чтобы ты прекратил всякое общение с ней, – сказала Изабель, застегивая платье на спине и глядя на лежащего Эльдона сверху вниз. – Ты жалкий и слабый человек, Эльдон Дашелл. Не понимаю, почему я вышла за тебя замуж.
«Потому что тогда я был тебе нужен», – подумал он. Но все, что было важно тогда, что было важно когда-то, показалось ему сейчас таким бесконечно далеким, что сейчас было глупо, бессмысленно это обсуждать.
И он ничего не ответил.
– И правильно, – фыркнула Изабель. – Не позволяй мне отвлекать тебя… – Быстрым шагом она пересекла комнату и, стоя у двери, выпалила: – От чтения!
И вышла, хлопнув дверью.
Эльдон понимал, что сейчас повел себя неподобающим образом, и уже раскаивался. Следовало сказать ей что-нибудь ласковое, успокоить и ободрить, обнять ее, как она просила. Но если нужно всякий раз руководствоваться разумом, а не чувствами, зачем тогда вообще чувствовать? Какой в этом случае может быть разговор об искренности в их отношениях?
Получив наконец возможность вернуться к книге, Эльдон испытал заметное облегчение. Сейчас он читал дневник одного капитана-китобоя за 1840 год, откуда первоначально намеревался извлечь кое-какие географические подробности, но постепенно характер автора, столь ясно проступающий за строчками текста, захватил его совершенно. Капитан намеревался писать свой дневник в форме писем жене, с тем чтобы она могла прочитать его записки по его возвращении. Первые его записи, сделанные вскоре после их отплытия от берегов Новой Шотландии, действительно напоминали письма и начинались обращением: «Дорогая Элис». Обращения к жене, однако, появлялись все реже, описание их быта на корабле и состояния моря вокруг них становилось все короче и короче по мере того, как его мысли поглощал промысел. В какой-то момент он начал жаловаться на матросов, которые, по его словам, «притворялись, что у них цинга». И прекратил жаловаться лишь тогда, когда несколько человек покончили с собой, бросившись за борт. Его ежедневные записи, делаясь день ото дня короче, постепенно свелись к одной строке, сообщающей о том, удалось ли сегодня обнаружить китов.